Стивен Хантер - Невидимый свет

– Мой отец… над чем он работал в последние свои дни? Проводил какое-то расследование, решал какую-то проблему? Я должен знать, о чем он думал.

– В тот последний день я общалась с ним всего полчаса или даже меньше. Потом я ушла, и они с Эди остались одни. Больше я его не видела. К тому времени, когда я вернулась в коттедж, она спала. Но… помнится, он чуть раньше в тот же день обнаружил труп.

– Юной негритянки, – вставил Расс. – Да, мы слышали об этом.

– Ширелл Паркер. Ее убили. Твоего отца это происшествие очень встревожило. Я видела, что он постоянно думает о нем. Точно помню: он сказал, что идет какая-то "подозрительная возня", но в подробности вдаваться не стал.

– Но, насколько я понимаю, никакой подозрительной возни не было, – заметил Боб. – Через день-два арестовали молодого негра. Расследование вел Сэм. С делом разобрались быстро. Через два года парня казнили. Все оказалось ясно как Божий день.

– Да, – промолвила мисс Конни. – Ясно как Божий день.

– Выходит, отец ошибался.

Пожилая женщина, отвернувшись, чуть подалась вперед в своем кресле, словно что-то разглядывала в заливе, затем вновь обратила лицо к посетителям.

– Твой отец не ошибался. Регги Джерард не был убийцей этой девочки. Я узнала об этом много лет спустя.

– А кто же ее убил?

– Не знаю. Зато мне известно, что произошло на самом деле и почему. В тот вечер, когда исчезла девочка, в церкви состоялось собрание.

Расс вспомнил запись в блокноте Эрла Суэггера. "Что за собрание? Кто на нем присутствовал?"

– В те дни на Юге формировалось движение за гражданские права, которое, что бы вы ни думали, возникло не на пустом месте. На протяжении целого десятилетия храбрые молодые чернокожие священники и молодые добровольцы из числа белого населения ездили от церкви к церкви, пытаясь подготовить народ к предстоящей опасной работе. Как раз такое вот собрание состоялось в местной церкви в тот вечер, когда исчезла Ширелл. Девочка присутствовала на нем. И Регги тоже. После собрания он на катафалке отца стал развозить по домам людей, приехавших из округов Полк, Скотт и Монтгомери. Вот почему у него не было алиби. А Ширелл он не отвозил домой – она жила всего в двух кварталах от церкви.

– Я не…

– На собрании выступал белый радикал, еврей из Нью-Йорка. Его звали Саул Фаин. Полагаю, он был коммунист. Позже его убили в Миссисипи какие-то молодые мерзавцы, белые. Они называли его приспешником негров. В тот вечер Саул произнес страстную речь перед молодыми людьми, которым доверял священник. После все отправились по домам, и Саул тоже уехал. Но когда Ширелл нашли и предъявили обвинение Регги, юноша, должно быть, решил, что если он расскажет про собрание, то навлечет на всех беду. Пойдут разговоры о том, что замышляется революция, что цветное население баламутит коммунистический агитатор с севера. Белые взбесятся, устроят гонения на церковь. Начнет орудовать ку-клукс-клан. Насколько я помню, белые в те дни были очень напуганы.

Миссис Лонгэкр сняла очки. Глаза у нее были все такие же голубые, но с матовой поволокой, незрячие. По ее щеке катилась слеза.

– Твой отец был храбрый, очень храбрый человек, Боб Ли Суэггер. Он завоевал Почетную медаль Конгресса, но никогда ею не хвастался. Однако я знала человека, который был еще храбрее. Им был девятнадцатилетний чернокожий юноша, который безропотно сел на электрический стул. Когда его убивали, он не дал слабины. Потому что в нем жила вера. У него не было ни медалей, ни славы. Он никогда не встречался с президентом. Он понимал, что каждый шаг влечет за собой определенные последствия. То же говорил им Саул Фаин: людям приходится умирать, потому что за борьбу надо платить кровью. Но имен погибших не помнят. Таков простой и жестокий закон Прогресса.

– Всей правды никто не знал, – продолжала женщина, чуть помолчав. – Кроме тех, кто присутствовал на собрании, но они не смели ни о чем рассказывать. Мать его ничего не знала, отец не знал, оставались в неведении многие негры из Блу-Ай. И Сэм не знал. Он отправил мальчика на электрический стул, полагая, что исполняет волю Господа. Я тоже считала, что справедливость восторжествовала. А когда узнала – это случилось в 1978 году, когда я познакомилась с Джорджем Тредуэллом, чернокожим священником, который сопровождал в те дни Саула Фаина, – едва не позвонила Сэму. Но потом подумала: "Какой в этом смысл?" Сэм умер бы с горя, узнав, что совершил столь трагическую ошибку. Это был единственный подарок, который я когда-либо сделала Сэму, хотя и любила его очень.

– Теперь ему это никак не повредит. Сэм умер позавчера вечером.

– Я так и подумала, что ты привез мне весть о смерти.

– Он упал с лестницы. Ему было восемьдесят шесть лет. Но он до конца оставался бодрым и энергичным.

– Еще один хороший человек ушел. Я очень скучала по нему все эти годы. Он продолжал работать?

– Да, мэм. До последнего.

– Арканзас произвел на свет таких чудовищ, как Джимми Пай и босс Гарри Этеридж с его придурочным сынком Холлисом, который возмечтал о президентстве. Холли – так, кажется все его зовут? Не понимаю, как можно давать мальчику девичье имя. Правда, я слышала, он не остался перед девочками в долгу. И тот же Арканзас подарил миру Эрла Суэггера и Сэма Винсента.

– Да, мэм.

– Я вам помогла?

– Да, мэм, спасибо. Думаю, нам пора уходить.

– Я бы хотела спросить вас кое о чем.

– Да, мисс Конни, слушаю.

– Только не знаю, хватит ли у меня мужества.

– Никто не посмеет упрекнуть мисс Конни в малодушии. Вы помогли нам пережить похороны отца.

– Ну хорошо. Меня интересует мальчик. Что сталось с мальчиком?

– Простите, я не…

– Она имеет в виду ребенка Эди. Сына Эди и Джимми.

– Верно. Господи, я хотела спасти мальчика. Пыталась усыновить его после смерти Эди. Сэм защищал мои интересы в суде. Я три месяца заботилась об этом ребенке. Он был такой крепыш – смышленый, веселый. Но в пятидесятых ни один суд в Арканзасе не пожелал отдать вдове, да еще уроженке севера, грудного малыша, у которого были родственники. Я назвала его Стивеном, в честь моего сына. А меня заставили отдать его родственникам Джимми. Для меня это был большой удар. Я до сих пор не знаю, какова его судьба.

Ее вопрос был встречен молчанием.

– Понятно, – наконец нарушила тишину пожилая женщина. – Значит, он пошел по плохой дорожке.

– Паи не заботились о нем, – стал объяснять Расс. – Постоянно колотили его. И чем больше они его били, тем хуже он становился. В итоге он угодил в исправительную школу для несовершеннолетних преступников. К двенадцати годам он уже был абсолютно неуправляем, и его отправили жить к старшему брату Джимми, в Оклахому. Он стал…

Расс медлил.

– Продолжайте, молодой человек. Я уже столько хороших людей перехоронила, что способна вынести любой удар.