Сара Даймонд - Паутина

Мне очень непросто вспоминать период, предшествующий событиям, о которых здесь пойдет речь. В то время Ребекка Фишер значила для меня не больше, чем для любого другого. Мутная черно-белая фотография; имя в пожелтевших газетных вырезках, в давно распроданных документальных детективах и в мрачных воспоминаниях о конце 1960-х. Дурная слава Ребекки Фишер потускнела, ее имя уже не было у всех на устах, хотя и вызывало определенные ассоциации в памяти.

Представить это имя свободным от широкого общественного резонанса практически невозможно, а сейчас — в свете того, что случилось впоследствии, — и вовсе нереально. Но сколько бы я ни копалась в памяти, не могу припомнить, чтобы хоть когда-то думала конкретно об убийстве в Тисфорде. Будучи одним из пунктов в длинном перечне ужасающих происшествий — сиделка убила более восьмидесяти больных; мужчина, с улыбкой простившись с коллегами, дома до смерти забил дубиной всю семью, — имя Ребекки Фишер не привлекло особого внимания.

Вот и верь после этого в интуицию автора… К худшему это или к лучшему, но от моей памяти намного больше пользы, чем от моего шестого чувства. Вот и сейчас, вспоминая тот вечер, который и положил начало всему, я могу воспроизвести все, вплоть до мелочей. Ветреный пасмурный март 2002 года; озабоченный вид Карла, пришедшего с работы домой… Слишком часто посещают меня воспоминания о том вечере. Как будто память силой поместили в тело другого человека и она смотрит на мир его глазами.

— Анна, — сказал за ужином Карл, положив на стол нож и вилку. — Я хочу кое о чем тебя спросить.

Мои ощущения после этих его слов лучше вообще не вспоминать: это все равно что смотреть на фотографию, где я хохочу на вечеринке, — и знать, что на пути домой я попаду в аварию и останусь калекой до конца своих дней.

— Ну наконец-то! — весело отозвалась я. — И что за вопрос?

Карл замялся.

— Послушай… Не знаю, как ты к этому отнесешься, но…

Он продолжает говорить. В моей памяти все происходящее замедляет ход, превращаясь в кошмарный сон. Я все отдала бы, чтобы вернуться во времени и рассказать себе о том, что произойдет дальше, — не просто рассказать, а завопить, что если я произнесу слова, которые произнесла, то кошмар начнет раскручиваться по новой. И приведет меня к столкновению с Ребеккой Фишер, к истории убийства Эленор Корбетт и к правде.

Но в прошлом, беззаботная и ничего не подозревающая, я произнесла те слова, которые теперь приводят меня в ужас.

— Что ж, я не против переехать. Раз уж для тебя это настолько важно…

Пятница, вторая половина дня; а для меня — конец очередного жизненного этапа. Четыре года и пять месяцев кажутся половиной жизни. Обеды на скамейке за офисом, утренние автобусные поездки на работу по осенней непогоде; зимние дни, когда я охотно отдала бы недельное жалованье за лишний час в теплой постели; регулярные походы в «Бутс» [1] Сеть магазинов и аптек, продающих аптекарские товары, косметику и предметы личной гигиены. — Здесь и далее примеч. перев. в обеденные перерывы, звонки Карла, звонки Карлу в течение дня. Телефонные переговоры, мелькание знакомых лиц; приемная, где я ориентировалась как в собственной квартире. Выйдя отсюда вечером, я почти наверняка никогда здесь больше не появлюсь.

Все, что можно, сделано. Оставшиеся несколько часов были пустыми и бесполезными, как первые ряды в кинозале. Браться за новую работу не имело смысла, а с прежними делами я справилась, свела все концы с концами, чтобы облегчить начало трудовой деятельности моему преемнику на месте пресс-секретаря. Однако я не могла уйти из офиса до шести часов, когда мне вручат прощальный адрес и подарки. На этой церемонии надо будет произнести несколько слов, а сейчас оставалось лишь глазеть в окно, любоваться солнечным светом да втихомолку прощаться с кладовкой, где хранились швабры и прочие принадлежности для уборки конторы.

Я огляделась, словно инспектируя напоследок свое рабочее место: монитор в разноцветье прощальных открыток от сослуживцев, письменный стол, прежде заваленный грудами бумаг. Время тянулось слишком медленно — но и слишком быстро, стенные часы отщелкивали минуты. Когда стук в дверь выдернул меня из задумчивости, мне стоило больших усилий совладать со своими чувствами. Это была хорошая работа, но всего лишь хорошая работа — так почему перспектива расстаться с нею рождает целый сонм переживаний?

— Да? — сказала я.

Вошел мой непосредственный начальник, с адресом и подарком в руках. Около дюжины сослуживцев заполнили крохотный кабинетик и дверной проем. Мой благодарственный возглас был искренним, но не отразил и половины владевших мной эмоций; за ним таилось нечто смутное и хрупкое, ощущение, что довольно долгий и хороший период в жизни подходит к неизбежному концу.

— Ты точно не хочешь заскочить в паб? — спросила Ким. — Знаю, знаю, мы там были в перерыве, но все-таки…

Мы вышли из офиса втроем: Наоми, Ким и я — своего рода ячейка производственных подруг, отношения между которыми не простираются до вторжения в личную жизнь, ограничиваясь сплетнями за обедом да изредка выпивкой после работы. В глубине души я понимала, что с моим уходом компания распадется, и чувство сожаления, хотя и не без примеси радости, нахлынуло на меня. Похоже, сегодня мы видимся в последний раз и скоро их имена пополнят список тех, кому надо слать поздравления.

— Я бы с удовольствием, но не могу, правда. Через пятнадцать минут встречаюсь с Петрой — вы о ней сотни раз от меня слышали. Это будет наша с ней последняя встреча перед великим переселением.

— Жаль, — покачала головой Наоми. — Но учти, мы должны держаться на связи. Наши е-мейлы ты знаешь, а мы знаем твою домашнюю электронку. Признаться, нам будет тебя не хватать… вроде та же самая контора, но что-то уже не то.

— Может, дисциплина в коллективе улучшится? — отозвалась я, не сумев, однако, спрятать истинные чувства за наигранной беспечностью. — Я буду по вам скучать, девочки. По обеим буду скучать.

— Как тебе прощальный адрес? — неожиданно сменила тему Ким. — Эта была наша идея — оформить его в виде обложки твоего романа. Отделу информационных технологий пришлось немало потрудиться.

— Отличная работа, — согласилась я. — Мне нравится. (В первой фразе я не соврала, зато во второй правдой и не пахло.) Большое вам спасибо.