Марк Биллингем - Погребённые заживо

Когда зарезали Конрада Аллена и Аманду Тиккел, Гарри Коттерил возвращался из похода по пивнушкам. Его «Транзит» был доверху забит дешевым бельгийским лагером. На след же Филипа Квинна напасть так и не удалось, но его подружка давала голову на отсечение, что он где-то в Ньюкасле. Он так ее достал, что она даже рассказала полиции, какие именно законы он нарушает, пока находится там. Своими показаниями она обеспечила ему алиби — все это звучало чертовски правдоподобно.

Что касается убитых, ничего из обнаруженного полицией не помогло пролить свет на это дело. Были проанализированы основные события из жизни Аманды Тиккел: богатые родители; автомобильная катастрофа, в которой погиб ее отец, когда она была еще совсем маленькой; подростковый бунт, выход из-под контроля, что в конце концов вылилось в пристрастие к наркотикам. Вместе с тем, что уже было известно о Конраде Аллене, складывалась довольно четкая картинка третьесортных Бонни и Клайда, однако ничто не указывало на человека, который мог бы их нанять. Полиция опросила нескольких вероятных наркодилеров, отрабатывая версию о том, что Аллен и Тиккел решились на похищение, чтобы расплатиться с долгами за наркотики. Из этой родилась еще более «изящная» версия, по которой сам наркодилер, будучи в курсе происходящего, решил завладеть всеми деньгами единолично и провернул это дельце, убив Аллена и Тиккел и забрав Люка. Но где же требование выкупа?

Среди выдвинутых версий эта занимала по глупости второе место, и было бессмысленно слишком расстраиваться из-за того, «что придумало начальство». Некоторые люди генетически запрограммированы подстраховывать себя: копы, подобные Хигнетту и Джезмонду, никогда не забывали взять с собой рацию, чтобы можно было в любой момент посоветоваться с руководством.

— Должна перед тобой извиниться, — призналась Портер.

— За что?

— За то, что сваляла дурака, когда мы брали квартиру Аллена. Отстранить тебя от участия — мое решение. Я, идиотка, решила отстоять юрисдикцию нашего отдела. Поэтому извини.

— Бывает.

— У тебя есть полное право сердиться на меня.

— Следовало бы подольше на тебя подуться.

— И… я хочу извиниться за свои слова. За ту глупую шутку о болезни Альцгеймера.

Торну пришлось на несколько секунд напрячь память, чтобы вспомнить, о чем это она ведет речь.

— Не говори глупостей! Это все ерунда.

Он на самом деле так считал, но тем не менее ему было интересно, с кем это Портер пообщалась. Он бросил взгляд на столик, за которым сидели Холланд, Карим и Стоун.

— Уже почти год, да?

— Скоро будет год.

— Кто-то сказал, что случился пожар.

Торн отхлебнул «Гиннесса», облизнулся.

— Да, пожар.

— Я два года назад потеряла маму. Поэтому…

— Понятно.

— Я где-то читала, что требуется семь лет, чтобы пережить смерть родителей. Перетерпеть, как чесотку. Не знаю, как они это вычислили.

— Никто и не вычислял. Это просто цифры.

Портер ответила, что, конечно, он прав, потом кивнула на его шрам и спросила, откуда он.

Торн инстинктивно провел рукой по пересекающему подбородок прямому рубцу, на котором кожа была немного бледнее, чем вокруг, и не росла щетина.

— Акула укусила, — ответил он. Судя по тому, какой оборот принимали дела, она довольно скоро выяснит и это.

Портер потерлась своим подбородком о краешек кружки. Казалось, она радовалась оттого, что получила именно тот ответ, на который рассчитывала.

— Пойду, принесу еще кружечку, — сказал Торн, вставая из-за стола. — Тебе принести?

Портер отдала ему свою кружку.

По дороге к бару Торн увидел своего отца, подпирающего стойку на свадьбе кого-то из родственников год или два тому назад. Командующий парадом — его так и распирало, он чуть не писался от смеха. Он к каждому обращался настолько учтиво, что не получил по зубам: самое главное преимущество в том, что у тебя шарики заехали за ролики, — ты можешь всегда забыть кого-то угостить выпивкой.

Торн медленно прищурился и подумал о словах Портер. Похоже, она давно работает с Хигнеттом.

Он заказал выпивку и пошел вдоль стойки бара поговорить с Ивонной Китсон. Сейчас она выглядела значительно веселее, чем при их последней встрече, но причиной тому могли оказаться и несколько больших бокалов вина.

— Как продвигается расследование? — поинтересовался он.

— Лучше бы я держалась от него подальше, — ответила Ивонна. Она зажала в руке десятифунтовую банкноту и размахивала ею, словно веером. — Однако я надеюсь на хорошие новости.

— А что ты предприняла?

Пару секунд она колебалась, ведя молчаливую борьбу с самой собой.

— Слушай, не хочу обманывать. Я больше буду знать завтра утром. Давай поговорим о чем-нибудь другом?

И они продолжили беседу на отвлеченные темы, пока миссис Китсон не подали заказанные ею напитки и она не отошла от бара.

Торн задавался вопросом: скольких часов сна нынче ночью будет стоить пиво его спине? Он побоялся, что ему может понадобиться медицинская помощь, поэтому сократил свой заказ на пол-литра, потом облокотился о стойку и стал размышлять.

Семь лет горя.

Семь лет, пока разлюбишь и начнешь искать любовь где-то в другом месте.

Неужели у человеческих чувств есть «срок годности»? Он, как и все люди, прекрасно знал, что любовь — скоропортящийся продукт, и понимал, что с годами горе может уменьшиться до полузабытого вкуса или запаха. Однако ненависть, думал он, переживет все чувства. На некоторое время ее можно отложить (как замороженный продукт в холодильник), чтобы позже, когда возникнет необходимость, достать и разморозить, освежить и раздуть до огромных размеров.

Ему вспомнилось стихотворение, которое он учил в школе — что-то такое о мире, который гибнет в огне и льду. Как точна эта строчка: «Зная довольно ненависти». Потом он подумал о своем старом учителе, затем о Ларднере — чиновнике, осуществляющем надзор за условно осужденными. К тому моменту, когда он наконец вернулся с выпивкой к их столику, мозги у него чуть не закипали от всякой чуши.

Тони Маллен не сразу осознал, как давно он лежит здесь в темноте. Пять минут? Пятнадцать? Сколько времени прошло с тех пор, как он лег на кровать и растянулся рядом с женой и дочерью?

Мэгги и Джульетта спали рядышком, свернувшись, как две ложки — так и он привык спать с Мэгги. Он свернулся рядом калачиком, полностью одетый, не ворочаясь, поверх пухового одеяла, обняв правой рукой их обеих. Он прижал их к себе покрепче, когда Джульетта снова расплакалась.

После ухода Торна и других полицейских они с Мэгги спорили недолго. Ссора быстро выдохлась, когда он признался, что тон, каким он с ней разговаривал, не подходил для спора. Она прекратила на него кричать, опомнилась и затихла.