Марк Биллингем - Погребённые заживо

Фаррелл начинает дышать глубже, тяжелее…

— Потом спускает свои штаны, трусы. К этому моменту, думаю, его товарищи уже отошли подальше. Они не хотят иметь с этим ничего общего. Возможно, они кричат ему, чтобы он бросил свою затею, что он грязный извращенец, но ему самому к тому времени уже на все наплевать. Он больше не может думать ни о чем другом. Его уже понесло: вот он достает свой крошечный член… Вот становится на колени…

— Уж глупее ты ничего не мог придумать… — добавила Китсон. — Пытаясь вставить его Амину Латифу.

— Если мы арестуем Дамьена Герберта и Майкла Нельсона и окажется, что они — те, кого мы ищем, они подумают, что сдал их ты, не иначе.

«12…13…14»

— Но азиатская сволочь — именно так его назвали в начале драки — оказывает сопротивление. Пока все его увечья — пара сломанных ребер. Пока еще кусок дерьма, который опустился на колени, может встать и уйти, и тогда он получит намного меньше, чем пожизненное заключение. Но он решает по-другому. И Амин Латиф делает свой выбор: он сопротивляется, отказывается оторвать свою задницу от тротуара, отказывается подчиниться этому животному, которое пытается его изнасиловать, доказать, какой он настоящий мужик. Поэтому животное в конце концов сдается. Оно поднимается на ноги и пытается взять себя в руки. И дрочит под ржание своих приятелей. Еще не успев кончить, он начинает бить ногами свою жертву в бок и по голове. И не останавливается до тех пор, пока Амин Латиф не замирает. Лежа в грязи. Весь мокрый от дождя, крови и спермы…

Когда Фаррелл внезапно поднял глаза, стало ясно, что он уже некоторое время беззвучно плачет. Горловина его свитера потемнела от слез. Рыдания вырвались из его груди, когда он стал браниться и биться в истерике, как будто его охватил огонь. Он обзывал их суками и гандонами, яростно оттолкнул Уилсона, когда тот протянул руку и попытался положить ее Фарреллу на плечо.

Ни Китсон, ни Торн не могли с уверенностью сказать, только ли на них была направлена эта вспышка ненависти за все происходящее, за положение, в котором он по их милости оказался. Слезы, которые струились по его липу, пока он бился в конвульсиях, яростно выкрикиваемые ругательства, были направлены и на себя самого, по крайней мере, отчасти. За то, что он совершил.

За то, каким он был.

Китсон пришлось повысить голос, чтобы закончить допрос.

Фаррелл продолжал ругаться и хрипеть, пока они запечатали диски и позвали в комнату конвоира.

Было так приятно вечерком насладиться кружечной пива на летней веранде «Дуба» или побродить по крошечным скверикам у соседних домов.

Торн с Китсон направились назад в Пиль-центр и первые несколько минут молчали. Торн видел, что Китсон печалится из-за того, что ей никак не удается вытянуть из Фаррелла имена. Сам он размышлял над нетривиальным окончанием допроса и над еще более странной реакцией мальчика на вопрос о его звонках Люку Маллену.

— Откуда все это берется? — удивлялась Китсон. — То, как он обошелся с Латифом.

— Думаешь, он сам подвергался насилию?

— Не знаю. Я просто ищу объяснение происходящему.

— А как насчет его отца?

— Я к нему не очень-то присматривалась, поэтому ничего определенного сказать не могу.

Они перешли дорогу и, подходя к пункту охраны, достали свои удостоверения.

— А что ты там, на допросе, говорил о мыслях в своей голове? — Китсон пристально посмотрела на Торна. — Ты просто выдумывал?

— Хотелось бы надеяться, что да. Большей частью. Но все мы не без греха, правда? — Он показал свое удостоверение и вошел внутрь. — Если я вижу человека со шрамом на лице, я начинаю представлять, откуда он у него взялся, и говорю себе: наверно, он агрессивный, жестокий. Я никогда не рассматриваю его как жертву. А разве когда женщина видит, что к ней вечером приближается молодой негр, она не боится, что он на нее нападет и ограбит?

— Служба заставляет тебя видеть в людях самое плохое, — заметила Китсон.

— Однако это своего рода предубеждения, я прав?

Прежде чем войти в Бекке-хаус, они на минуту остановились и наблюдали за группой вновь прибывших «клиентов» в спортивных костюмах, которые гоняли мяч по футбольному полю. Все в них так и дышало агрессией.

Он перехватил Портер в машине, когда она возвращалась на место убийства Бристоу в Шепардз-буш.

— Подожди минутку, я за рулем…

Торн слышал вой сирены. Он догадался, что она сделала телефон тише, зная, что вождение автомобиля без должного внимания и осторожности может стоить обычному детективу нескольких часов ареста.

— Отлично, теперь я в твоем распоряжении.

Торн рассказал ей о допросе Адриана Фаррелла и об уклончивом ответе мальчишки, когда ему предъявили распечатку телефонных переговоров.

— Он нес какую-то ерунду, — сказал Торн. — Как жаль, что у меня нет ни одной мысли о том, что это может значить.

Портер что-то ответила, но связь прервалась и Торн услышал лишь какие-то отрывки. Он попросил ее повторить.

— Возможно, это не он звонил Люку.

— Мы уже проверили родителей…

— А что, если в семье процветает расизм? Может, Тони Маллен тайный член нацистской партии, а отец Фаррелла звонит ему, чтобы организовать митинг или что-то вроде этого.

— Китсон проверяла. Они едва знакомы.

— Он мог звонить его сестре, Джульетте.

Торн выпрямился, сидя за столом. Такое ему в голову не приходило.

— Хорошо… Но зачем ему врать? Он был так самоуверен, когда его обвинили в убийстве, даже сейчас, когда ему известно, что он у нас на крючке. Почему такая реакция? Зачем начинать выкручиваться? Только ради того, чтобы мы не узнали, что он встречается с Джульеттой Маллен?

— Потому что ей четырнадцать, — ответила Портер. — Если он с ней спит, именно так он и должен был реагировать. Это так по-мужски: уважение к даме и тому подобное. Если его посадят за убийство Латифа, он сядет — и пусть все горит синим пламенем, разве нет? Он будет молчать ради своих приятелей, таких же идиотов, которые думают, так же как и он сам, что Фаррелл — герой. А интимная связь с малолеткой совсем не соответствует имиджу героя.

Это была запутанная логика, которая, как и все остальное в деле, пока не поддавалась ясному истолкованию. Торн пообещал Портер попозже заехать к Малленам и поговорить с Джульеттой. Луиза посоветовала сделать это с глазу на глаз. Потом Том спросил о ее планах, смогут ли они увидеться.

— Я не знаю, как долго задержусь в доме Кэтлин Бристоу. Надеюсь, эксперты уже закончили. Я хочу внимательно изучить шкафы с документами. Может, их содержимое даст нам ключ к тому, что пропало.

— Как прошло опознание тела братом и его женой?

Раздался вздох, шум с улицы; прежде чем ответить, она несколько секунд молчала. Торн понял, что задал не самый умный вопрос.