Ширли Джексон - Летние люди

Миссис Эллисон опять принялась за яблоки, со страхом предчувствуя, что сейчас произойдет.

Мистер Эллисон бился с телефоном, звонил, перезванивал, снова ожидал. Наконец он с грохотом повесил трубку.

— Никого нет, — сказал он, возвращаясь в кухню.

— Он, наверное, вышел на несколько минут, — подала мысль миссис Эллисон, но она и сама уже начинала нервничать.

Странное беспокойство охватывало ее. Быть может, она боялась, что муж совсем потеряет выдержку?

— Он один на станции, — вернулась она к своему. — Если он в отсутствии, то там нет никого, кто бы подошел к телефону.

— Ты, вероятно, права, — ответил он, но в его голосе слышалась не свойственная ему ирония.

Он упал на стул и оглядел миссис Эллисон, продолжавшую чистить яблоки. И она сказала ему, чтобы отвлечь:

— Нужно сходить за корреспонденцией. Вернувшись, ты снова позвонишь.

Мистер Эллисон, немного подумав, согласился:

— Хорошо.

Он тяжело поднялся и на пороге кухни повернулся:

— Но если корреспонденции не будет…

Он не закончил фразы и в этой угрожающей тишине вышел к тропинке.

Миссис Эллисон поспешила закончить свой пирог. Дважды она подходила к окну, посмотреть, не наползли ли облака. В комнате быстро темнело, и она чувствовала какое-то напряжение, как перед грозой. Однако небо было светлым и ясным, совершенно безразличным к тому, что происходило в летнем доме Эллисонов и во всем остальном мире. Когда пирог был готов, миссис Эллисон еще раз поглядела в окно и увидела мужа, поднимавшегося по тропинке. Заметив ее, он помахал рукой: в ней было письмо.

— Это от Джерри, — крикнул он, когда подошел достаточно близко… — Наконец-то письмо!

С беспокойством миссис Эллисон подметила, что поднимается он с трудом, хотя тропинка и не крутая. Толкнув входную дверь, он тяжело дышал.

— Я его еще не открывал, — сказал он.

Миссис Эллисон с удивлением поймала себя на том, что внимательно изучает почерк сына, вроде обычный, и никак не может объяснить, что именно ее смущает. Не было никакой причины тревожиться на этот счет. Конечно, она их давно не получала. Это должно быть любезное, исполненное почтения письмо, в мельчайших деталях рассказывающее все, что делает Алиса и дети, сообщающее об их положении, постоянно улучшающемся, о погоде в Чикаго и заканчивающееся поцелуями. Мистер и миссис Эллисон могли бы наизусть пересказать типовое письмо, которое дети имели обыкновение присылать им.

Мистер Эллисон медленно вскрыл конверт, развернул письмо и положил его на кухонный стол. Они склонились, чтобы читать вместе. «Дорогая мама, дорогой папа, — стиль Джерри был немного детским, — счастлив послать вам это письмо на берег озера, как обычно. Уже давно мы думали, что вы возвращаетесь в городе чересчур рано и что вы должны оставаться там как можно дольше. Алиса говорит, что теперь вы уже не так молоды и что вы не имеете никакого занятия, которое бы требовало вашего присутствия в городе. Развлекайтесь, сколько вы еще можете. И поскольку вы там счастливы, то это замечательная мысль — продлить ваше проживание».

Ощущая какую-то неловкость, миссис Эллисон бросила взгляд на мужа. Он читал с большим вниманием. Она взяла в руки пустой конверт, еще не зная толком, чего ожидает от него. Адрес был надписан, как обычно, рукой Джерри, почтовый штемпель города Чикаго. Естественно, подумала она, с чего бы вдруг он был проштемпелеван в другом месте? Когда она снова принялась за чтение, муж уже перевернул страницу: «…и конечно, если они подхватят сейчас корь, то будут избавлены от этого. Алиса чувствует себя хорошо; я тоже. В последнее время я часто играю с бридж с людьми, которых вы не знаете, с Каррутерами, с прекрасной парой, приблизительно нашего возраста. На этом заканчиваю, так как думаю, вам неинтересно, когда вам рассказывают истории, которые происходят так далеко от вас. Скажи папе, что старый Диксон из нашей конторы в Чикаго умер. Он часто расспрашивал о папе. Хорошего вам пребывания на берегу озера, и не спешите возвращаться. Наши нежные поцелуи. Джерри».

— Забавно, — высказался мистер Эллисон.

— Можно подумать, что письмо писал не Джерри, — сказала она робко. — Он никогда не писал нам о такого рода вещах…

Она замолчала.

— Какого рода? — спросил мистер Эллисон. — А о какого рода вещах он писал?

Миссис Эллисон перевернула письмо и нахмурила брови. Невозможно было найти фразу, слово, которые не были бы похожи на то, что он писал обычно. А может, это из-за того, что письмо пришло с сильным опозданием, или потому, что конверт заляпан отпечатками пальцев?

— Я не знаю, — сказала она с нетерпением.

— Попробую еще раз позвонить, — сказал мистер Эллисон.

Миссис Эллисон перечитала письмо дважды, так и не найдя фразы, которая прозвучала бы фальшиво. Мистер Эллисон вернулся и спокойным голосом сказал:

— Телефон умер.

— Что? — вскрикнула миссис Эллисон, роняя письмо.

— Телефон умер, — повторил мистер Эллисон.

День прошел быстро. Они позавтракали печеньем с молоком, потом вышли на лужайку. После полудня над озером начали собираться облака, потом заволокло небо над домом. К четырем часам стало совсем темно. Однако гроза не разражалась, похоже было, она упивается злобным удовольствием, заставляя себя ждать. Время от времени небо прорезалось зигзагом молнии, но дождь все никак не решался пойти. Вечером мистер и миссис Эллисон, прикорнув друг к другу, слушали транзистор, привезенный с собой из Нью-Йорка. Только мерцающий глазок приемника да краткие вспышки молнии освещали комнату.

Грохот оркестров, выходящий из этого миниатюрного транзистора, казалось, вот-вот взорвет дом.

Между двумя рекламными объявлениями миссис Эллисон глянула на мужа и слабо улыбнулась:

— Я спрашиваю себя, есть ли что-нибудь, что… можно было бы сделать ?

— Нет, — ответил, поразмыслив, мистер Эллисон, — не думаю. Остается только ждать.

Миссис Эллисон вздохнула, и мистер Эллисон повысил голос, чтобы перекрыть шум танцевального оркестра:

— Ты знаешь, машина саботирует. Даже я об этом догадался.

Миссис Эллисон поколебалась в нерешительности и сказала очень мягко:

— Телефонные провода, вероятно, были оборваны?

— Может быть.

Танцевальная музыка кончилась. Они внимательно прослушали новости. Мелодичный голос диктора, не переводя дыхания, описывал пышную свадьбу в Голливуде, объявил результаты бейсбольного матча, предсказал возможное на будущей неделе повышение цен на продукты питания. Он говорил им так, словно они еще имели право слушать новости мира, с которым связаны были только умирающими батареями приемника со слабеющим голосом. Однако, как ни тонка и призрачна была эта нить, одной лишь ею держалась еще связь с миром.