Алекс Баркли - Темный дом

Нью-Йорк

Тощие руки торопливо защелкнули на тоненькой талии восьмилетней девочки небольшой пояс с висящей на нем маленькой коробочкой. Доналд Риггз ткнул в нее худым узловатым пальцем и, лениво растягивая слова, сказал:

— Это что-то вроде пейджера, малышка. По ней полиция найдет тебя, если ты вдруг потеряешься. А сейчас мы поедем домой, к мамочке. Хорошая у тебя мамочка, Хейли?

Девочка молча несколько раз кивнула. Закусив нижнюю губу, она с простодушным интересом наблюдала за его движениями.

Четвертый день принес Элайзе Грей уверенность в том, что ее мучения кончились. Невыносимая боль, вызванная похищением дочери и сопровождавшая ее все это время, уступила место бешеной ярости. Задыхаясь от злости, она обвиняла во всем происшедшем уже не незнакомца, укравшего ее дочь, а своего мужа. Это он, Гордон Грей, через свою компанию растрезвонил всем о своем богатстве. Хотел стать знаменитым, а сделал из своей семьи мишень для подонков, наживающихся на похищении людей и шантаже. Разумеется, и ее муж, и сама она с дочерью застрахованы и на такие случаи, но какими деньгами можно измерить семейное счастье? И что все их деньги значат в сравнении с Хейли, ее маленьким солнышком?

Элайза Грей сидела за рулем «БМВ» своего мужа, рядом с ней, на другом сиденье, лежал мобильный телефон — его прислал ей этот подонок вместе с запиской о выкупе. Странно, но мысли Элайзы в эти минуты занимал Гордон. Директор страховой компании посоветовал им сменить обычный режим дня, но разве Гордон знает, что это такое — сменить? Он ведь с самого утра делает все по раз и навсегда заведенному распорядку, и всегда одно и то же — на завтрак варит кофе, затем делает тосты, потом чистит яблоко, банан и персик, и всегда именно в этой монотонной и унылой последовательности. «Тупица, — думала Элайза. — Непроходимый тупица. И весь твой порядок тупой. И вся твоя жизнь — не размеренная, а тупая. За таким тупицей и следить долго не нужно — ты в одно и то же время выходишь из дома, отвозишь Хейли в школу, в одно и то же время заезжаешь за ней и возвращаешься домой. И так изо дня в день. Ты ведь даже не остановишься, чтобы купить ей шоколадку. У тебя все по графику, все по расписанию. Тупица».

Она опустила голову на руль, и в это время вспыхнул экран лежащего рядом телефона. Элайза засуетилась, схватила трубку и, прежде чем нажать кнопку, отметила про себя, что телефон играет мелодию «Улица Сезам». «Вот сволочь, он закачал сюда ее любимую мелодию».

— Давай трогай, сучка, — произнес размеренный спокойный голос.

— Куда мне ехать?

— За дочерью. Если будешь хорошо себя вести, получишь ее живой и невредимой.

Голос оборвался, послышались короткие гудки.

Элайза завела мотор, нажала педаль газа и вскоре встроилась в ряд идущих машин. Сердце у нее стучало. Раздражал прилепленный к спине микрофон с небольшой антенной. Позвонив утром в полицию, Элайза изменила финальную часть своих испытаний. Правда, даже сейчас она не была совсем уверена, что поступила правильно.

Детектив Джо Лаккези, коротко стриженный, темноволосый, с едва заметными серебряными нитями на висках, неподвижно сидел на водительском сиденье, внимательно разглядывая улицу. Он снова подумал о том же: хватит ли у Элайзы Грей сил пройти все до конца? Джо не имел представления, куда может двинуться преступник или что предпримет, когда поймет, что ему — крышка. Он не шелохнулся, даже когда его давнишний друг и в последние пять лет бессменный напарник двадцатипятилетний крепыш Дэнни Марки сказал:

— Да, подбородок у тебя — не промажешь. Только врезать тебе я бы не осмелился.

Джо повернулся и посмотрел на друга. Ясно выраженной линии подбородка у того не было, небольшая голова, заканчиваясь чем-то неопределенным, плавно переходила в кадыкастую жилистую шею. В его невыразительном лице все казалось бледным — глаза, кожа, морщины.

— Ну, что скажешь? — Он покосился на Джо.

Джо перевел взгляд на машину Элайзы. Она как раз начала отъезжать от тротуара. Дэнни, ожидая, что Джо немедленно тронется за ней, уперся руками в приборную панель. Джо усмехнулся краем рта. Дэнни верил в приметы, поэтому старался быть максимально предусмотрительным. Когда-то он познакомил Джо со своей теорией, как он ее называл, «черно-белого бытия». «Знаешь, Джо, — сказал он, — в этой жизни все люди делятся на умников и говнюков. Первые, прежде чем сесть на толчок и облегчиться, обязательно проверят, есть ли в туалете бумага; вторые сначала садятся, облегчаются и только потом проверяют. Ты — умник, а я по своей природе — говнюк». Джо ждал, пока машина Элайзы немного удалится от них.

— Слышал, что старина Ник в будущем месяце уходит на пенсию? — снова заговорил Дэнни.

Виктор Никотеро, один из старейшин их отделения, всю жизнь прослужил в дорожной полиции.

— Устраивает вечеринку. Ты пойдешь?

Джо кивнул. Он со свистом втянул воздух, стараясь унять внезапную боль в висках. Дэнни удивленно вскинул брови, ожидая ответа, но Джо не отвечал, хотя и видел его недоумение. Потянувшись к двери, он вытащил из расположенного под ручкой отделения две упаковки таблеток, выдавил одну болеутоляющую и две противовоспалительные и, ничем не запивая, с трудом проглотил.

— Да, я и забыл, к тебе же родственники из Франции приезжают, — вспомнил Дэнни. — Семейный ужин с людьми, которых ты ни черта не понимаешь. — Он коротко рассмеялся.

Когда Элайза отъехала метров на пятнадцать, Джо завел мотор и поехал следом. Немного погодя двинулся и синий «форд» с Ником и двумя агентами ФБР, Маллером и Холмсом. От Джо их отделяли три машины.

Элайза Грей медленно ехала вдоль тротуара, ежеминутно поглядывая на него, словно ожидая, что сейчас вдруг появится Хейли и с радостным криком запрыгнет в салон. В тишине машины снова зазвучала мелодия «Сезама». Элайза схватила трубку. Послышался тот же размеренный спокойный голос:

— Ну что, мамочка, где ты сейчас находишься?

— Подъезжаю к углу Второй авеню и Шестьдесят третьей улицы.

— Двигайся на юг, на Пятьдесят девятой улице повернешь налево и въедешь на мост.

— На Пятьдесят девятой улице повернуть налево и ехать на мост, — повторила Элайза.

Три машины въехали на мост, ведущий на Северный бульвар. Судьбы всех пяти сидящих в них пассажиров находились в руках одного человека, Доналда Риггза. Он сделал последний звонок:

— Теперь сворачивай на бульвар Фрэнсиса Льюиса, а потом иди налево на Двадцать девятую авеню. Там и встретимся.