Джозеф Кэнон - Хороший немец

Не слушая возражений, она всучила ему авоську.

Джейк снова вынул бумажник.

— Но я не могу. Давайте я заплачу вам сверху.

— Подарок? О, прекрасно, — сказала она, забирая деньги. — Теперь, наверно, она счастливая. Видишь, Эрих, он хороший. У тебя все будет отлично. Иди сюда, обними тетю.

Она нагнулась и в знак прощания безразлично его обняла. Сколько они пробыли вместе? Малыш стоял, не шевелясь.

— Давай, — сказала она, слегка подтолкнув его. — Иди к своей мамочке.

Мальчик дернулся вперед. Джейк посмотрел, как она больно вцепилась рукой в плечо малыша. Его сердце огрубело после всех ужасов, которых он наслышался в Берлине, но этот момент невольной жесткости расстроил его окончательно. Что со всеми случилось?

Мальчик, не поднимая глаз, сделал шаг. Фрау Мецгер быстро пересчитала деньги Джейка и сунула их в карман фартука.

— Это все, что вы можете сказать ему? — спросил Джейк. — Только это? Он же ребенок.

— Что вы об этом знаете? — сказала она, сверкнув глазами. — Я заботилась о нем, не так ли? Пока она развлекалась. Я отрабатывала каждую марку. Интересно, на сколько вас хватит. В общем, скажите ей, чтобы больше не приходила, когда все кончится, — отель закрыт. — Она распахнула дверь. Затем, все же устыдившись, посмотрела на Эриха. — Я делала все, что могла. Ты… ты будь хорошим мальчиком, не забывай. Не забывай свою тетушку.

А затем они оказались в коридоре и за ними, тихо щелкнув, закрылась дверь. Может, единственное, что навсегда запомнит этот малыш, — щелчок двери. Они немного постояли, а потом малыш по-прежнему молча протянул ручку, готовый идти, куда поведут.

В джипе было не лучше. Мальчик тихо сидел, безразлично разглядывая мелькавшие мимо улицы, как те дети из Силезии. Они спустились по покатому склону Шёнхаузералле, затем проехали мимо выщербленных стен шлосса в сторону Линден. Велосипеды и солдаты. Обломки самолета в Тиргартене. Отмечал все, не говоря ни слова. Только когда они пошли пешком от Савиньиплац, он снова взял Джейка за руку.

— Боже мой, кто это? — спросила Лина.

— Еще одно дите для Фляйшмана. Эрих.

— Но где ты…

— Это сынишка Ренаты. Помнишь, работала у нас?

— Рената? Но я думала, что всех евреев…

Он остановил ее.

— Долгая история. Я тебе потом расскажу. Давай сначала отведем его в церковь.

— Сначала, думаю, его надо покормить, — сказала она, опускаясь на колени. — Смотри, какой тощий. Ты голоден? Не бойся, здесь безопасно. Ты любишь сыр?

Она повела его к столу и достала кусочек похожего на каучук армейского сыра. Малыш с недоверием посмотрел на него.

— Он настоящий, — сказала Лина. — У него в Америке цвет такой. Вот, немного хлеба. Не бойся, кушай.

Он послушно взял хлеб и отщипнул кусочек.

— Значит, Эрих. Хорошее имя. Я знала одного Эриха. Темноволосый, как и ты. — Она коснулась его волос. — Вкусный хлеб? Вот, бери еще. — Она отломила кусок и, положив его на ладонь, осторожно протянула, будто кормила бездомную зверушку. — Видишь, я говорила тебе. А теперь сыр.

Так она кормила его еще несколько минут, пока он не начал есть самостоятельно, поглощая пищу так же молча, как и смотрел на дорогу. Она взглянула на Джейка.

— Где она?

Джейк покачал головой: не при ребенке.

— Он жил у женщины в Пренцлауэре. Думаю, ему пришлось нелегко. Он практически ничего не говорит.

— Ну разве так уж важно говорить? — сказала она мальчику. — Иногда я тоже молчу, когда вокруг все незнакомое. Нам нужно покушать, потом немного отдохнуть. Ты, должно быть, устал. Дорога от Пренцлауэр неблизкая.

Малыш кивнул. Его успокоил ее немецкий, без акцента — не такой, как у Джейка.

— Нам нужно отвести его к Фляйшману, — сказал Джейк. — Темнеет.

— Времени еще много, — беззаботно сказала она и повернулась к Джейку. — Но если она жива — ты же забираешь его от родной матери? К Фляйшману?

— Я обещал ей, что пристрою его. Объясню все позже, — ответил он, чувствуя на себе взгляд мальчика.

Лина предложила ему еще кусочек сыра.

— Вкусный, да? Еще есть, кушай сколько хочешь. Потом мы поспим, ладно? — говорила она тихим, убаюкивающим голосом.

— Лина, — сказал Джейк, — он не может оставаться здесь. Мы не можем…

— Знаю, — ответила она, не слушая. — Но на одну ночь. Тот подвал. Ты же видишь, как он устал. Для него все незнакомо. Ты знаешь, как меня зовут? — спросила она у малыша. — Лина. — Она преувеличенно сильно зевнула, поднеся руку ко рту. — Ох, я тоже так устала.

— Лина, — сказал Джейк. — Ты же знаешь, что я имею в виду.

Она посмотрела на него:

— Да, знаю. Только на эту ночь. Что с тобой? Ты не можешь отправить его в таком состоянии. Посмотри на его глаза. Мужчины.

Но глаза его были широко раскрыты, вовсе не слипались, он переводил их с одного на другого, будто принимал решение. Наконец остановился на Джейке, встал, подошел к нему и снова поднял ручонку. Джейк на секунду смутился, решив, что малыш хочет уйти, но он заговорил на удивление внятно после такого долгого молчания.

— Мне надо в ванную, — сказал он, протягивая руку.

Лина улыбнулась, посмеиваясь про себя.

— Ну это по твоей части, — сказала она Джейку, когда они, двое мужчин, проследовали в туалет.

После этого ничего не оставалось, как отдать бразды правление в ее руки. Независимо от его планов нежданный джокер оттеснил все в сторону. Сидя за столом, он наблюдал, как она укладывает ребенка, гладит его по лбу, что-то непрерывно и тихо нашептывает. Обеспокоенный, он закурил, посмотрел на свой блокнот. Ренату забрали в кафе, после безобидного флирта, грайфер сдал грайфера. Рон хотел, чтобы он поделился этой историей с другими. Он снова поглядел в сторону спальни. Там Лина все еще уговаривала малыша уснуть. Не зная, чем заняться, Джейк начал приводить свои записи в порядок, чтобы вчерне набросать статью, и стал прикидывать, как бы изложить ее без упоминания одного очень важного момента. Но когда он взял листок бумаги, статья стала выстраиваться сама, открываясь историей Марты Бен, плавно включила первое кафе, затем опять вернулась, одно падение следовало за другим, пока не наступил момент кивка. Не апология, нечто более сложное — криминальная история, где преступником был каждый. Он писал торопливо, желая поскорее завершить статью, как будто простое изложение на бумаге позволяло ему избавиться от всего этого. Обувь, мать, Ганс Беккер, торговля привилегиями. И все равно в это не верилось. Что со всеми случилось? Город, где он раньше пил пиво под деревьями. Хоть кто-нибудь в кафе поднял глаза, когда вошли эти люди? Не соучастники — люди отводили взгляд. Кроме Ренаты, которая все еще видела эти лица.

Он писал статью, весь уйдя в нее, прежде чем понял, что бормотание в спальне затихло и единственным звуком в квартире был тихий скрип его пера. Лина стояла в дверях, наблюдая за ним с усталой улыбкой.