Джозеф Кэнон - Хороший немец

— Хотелось бы знать, кто сможет. В Германии у каждого свое объяснение. А ответа нет.

— На что?

— На 1100 калорий в день. Еще одна цифра.

Эмиль отвел взгляд.

— И ты считаешь, что это сделал я?

— Нет, ты занимался только расчетами.

Эмиль на мгновение замер, затем подошел к ночному столику и взял чашку.

— Ты свой кофе допил? — Он стоял у кровати и смотрел в чашку. — Теперь виноват только я. Тебе так будет легче? Увести от меня мою жену.

— Я тебя ни в чем не обвиняю, — сказал Джейк, глядя прямо в его очки. — Обвиняешь ты.

Эмиль кивнул сам себе:

— Наши новые судьи. Вы обвиняете нас, затем уезжаете домой, чтобы мы могли уличать друг друга. Вот чего вы хотите. Так это никогда не кончится.

— Для тебя как раз кончится. Ты уедешь в Штаты с остальными и продолжишь свою прекрасную работу. Суть в этом, не так ли? Ты, фон Браун и все остальные. Тут вопросов нет. Все забыто. Никаких документов.

Эмиль посмотрел поверх очков:

— Ты уверен, что американцам нужны эти документы?

— Некоторым из них — да.

— А что с теми, кто в Крансберге? Вы это сделаете и с ними? Меня обвинить недостаточно?

— Это касается не только тебя.

— Разве? Ну да, я так и думал. Ради Лины.

— Ошибаешься. Но и ради этого тоже.

— Ты думаешь, она от этого станет счастливее? От того, что меня посадят в тюрьму?

Джейк промолчал. Эмиль поднял голову и выдохнул:

— Ну тогда вперед. Здесь я не могу оставаться. Меня ищут, она мне сказала. Так что сажай меня. Какая разница, где я буду сидеть?

— Не торопись исчезать. Ты для нас сейчас очень ценная обуза — непоставленный товар. Он должен что-то предпринять.

— Кто?

— Партнер Талли.

— Я же сказал, больше никого не было.

— Нет, был, — сказал Джейк, осененный новой идеей. — Ты с кем-нибудь еще говорил в Крансберге?

— Из американцев? Нет. Только с Талли, — безучастно ответил Эмиль.

— И с Шеффером. На допросе, — пояснил Джейк. — Ты с его другом Бреймером когда-нибудь встречался?

— Я не знаю этого имени. Они все были для нас одинаковы.

— Здоровый такой, чиновник, не военный?

— Тот? Да, он был там. Встречался с группой. Интересовался программой.

— Не сомневаюсь. Он разговаривал с тобой?

— Нет. Только с фон Брауном. Американцам нравится «фон», — сказал он, слегка пожав плечами.

Джейк на минуту откинулся на спинку кресла, размышляя. Но как это могло быть? Еще одна колонка, которая никак не вписывается.

Эмиль принял молчание за ответ и пошел к двери, унося чашку.

— Ты хоть весточку отправь в Крансберг. Мои коллеги будут беспокоиться…

— Подождут. Я хочу, чтобы ты немного побыл без вести пропавшим. Небольшая приманка.

— Приманка?

— Именно. Какой Лина была для тебя. Теперь ты побудешь приманкой. Посмотрим, кто клюнет.

Эмиль, моргая за стеклами очков, развернулся у двери.

— Смысла нет разговаривать. Когда ты в таком состоянии. Это что, определенная идея правосудия? Ради кого, интересно? Не ради Лины. Ты думаешь, я прошу для себя — для нее тоже. Подумай, что это значит для нее.

— Ну конечно. Для нее.

— Да, для нее. Ты думаешь, она хочет, чтобы у меня были такие неприятности? — Он повел рукой, охватывая не только комнату, но и документы, все смутное будущее.

— Нет, она считает себя в долгу перед тобой.

— Может, это ты кое-что должен.

Джейк взглянул на него.

— Может быть, — сказал он. — Но она так не считает.

Эмиль покачал головой:

— Как все обернулось. Подумать только, я уехал из Крансберга ради нее. А теперь получается — из-за нашей работы. Чтобы ты мог ей что-то доказать. Помахать этими документами перед моим носом. «Видишь, что он за человек. Оставь его».

— Она уже оставила тебя, — сказал Джейк.

— И ушла к тебе, — сказал Эмиль. Не веря, покачал головой, отвел покатые плечи назад и выпрямился, будто надел военный мундир. — Но как же ты изменился. Совершенно другой человек. Я думал, ты поймешь, что тут творилось, — оставишь мне мою работу, хоть это. Так нет, ты и ее хочешь забрать. Безжалостно. А всех нас записать в нацисты. Она тебе за это спасибо не скажет. Она хоть знает, как ты изменился?

Джейк минуту внимательно смотрел на него: тот же человек, что и на вокзальной платформе, уже не смазанное пятно, словно поезд замедлил ход, и он теперь может его рассмотреть.

— А ты нет, — сказал он, внезапно устав; тупая боль растеклась по руке, изменив даже голос. — Я просто не знал тебя. В отличие от твоего отца. Он назвал это упущением.

— Мой отец…

— Твоя голова была занята одними расчетами. Не ею. Для тебя она была лишь оправданием. Даже Талли купился на это. Может, ты и сам веришь в это. Так же ты думаешь и про Нордхаузен. Появился сам собой. Но в реальности-то все иначе. В долгу перед тобой? Ты приезжал в Берлин не за ней, ты снова приезжал за документами.

— Нет.

— Как и в первый раз. Она думает, ты рисковал своей жизнью, чтобы вызволить ее. Рисковал, но не ради нее. Тебя послал фон Браун. Это был его автомобиль, его поручение. Чтобы продолжить работу. Без наводящих на размышления листков бумаги. Ты никогда и не пытался вызволить ее, а просто спасал собственную жалкую шкуру.

— Тебя тут не было, — зло сказал Эмиль. — Ты прошел через этот ад? Как я сумел пройти? Мне нужно было думать о других. Оставался только один мост…

— И ты уехал вместе с ними. Я тебя не осуждаю. Но и ты сам не осуждаешь себя. С какой стати? Ты же был руководитель. Это была твоя команда. Сколько времени ушло у тебя на то, чтобы забрать документы? Вот твоя главная задача. Пассажиры? Ну, если останется время. Но его не осталось.

— Она была в больнице, — повысив голос, сказал Эмиль. — В безопасности.

— Ее изнасиловали. Она чуть не погибла. Она тебе об этом говорила?

— Нет, — сказал он, опустив глаза.

— Но ты забрал то, за чем на самом деле приезжал. Ее бросил, а команду сохранил. А сейчас ты хочешь провернуть это еще раз, и чтобы она помогла тебе при этом, потому что считает, что в долгу перед тобой. Лине повезло, что ей позвонили.

— Это ложь, — сказал Эмиль.

— Разве? Тогда почему ты не сказал фон Брауну, что уезжаешь из Крансберга вместе с Талли? Не мог, да? Не было причины. Он считал, что документы у тебя. Но тебе надо было убедиться. Поэтому ты и приехал. Все крутилось вокруг документов. Но не вокруг нее.

Эмиль продолжал смотреть в пол.

— Ты сделаешь все, чтобы настроить ее против меня, — удрученно сказал он, замыкаясь в себе. Потом взглянул на Джейка. — Ты ей рассказал?

— Сам расскажешь, — ровно произнес Джейк. — Меня там не было, помнишь? А ты был. Вот и расскажи все, как было. — Он посмотрел на Эмиля, оцепенело затрясшего головой во внезапной тишине, и откинулся на подушку. — Тогда она, вероятно, и сама поймет, что к чему.