Джек Кертис - Сыны Зари

Когда он проснулся, Элен опиралась о противоположную стену, скрестив руки на груди.

– Пьяный или просто устал? – спросила она.

– Я никогда не сплю, когда пьян. – Кэлли поднялся на ноги. – Ты же это знаешь.

В ее квартире он налил себе виски, словно ее вопрос подал ему эту мысль. Она разгрузила свою сумочку и решила, что было бы неплохо поцеловать его по случаю встречи.

– Начинай ты, – сказала она.

– Что это значит? – засмеялся он. – Соревнование по пощечинам?

– Судя по выражению твоих глаз, вполне может быть.

– Хочешь виски? – спросил он. – На, возьми.

– Может помочь заглушить боль, я полагаю.

Она чуть отвернула лицо и задрала подбородок, словно предлагая ему ударить ее. Он передал ей стакан и поцеловал в подставленную щеку.

– Ты получила мое сообщение, в котором я просил послать мне телеграфом немного денег?

– Да.

– Ну и как, послала?

– Да.

– Отзови перевод.

– Уже отозвала. Майк Доусон сказал мне, что ты прилетаешь.

– А ты никуда не уезжала? – Она покачала головой. – Я думал, что ты, возможно, уезжала.

– Нет.

– Значит, ты была здесь, когда я звонил, и просто включила автоответчик.

– Поскольку ты звонил мне, – рассмеялась Элен, – естественно за полночь, то да, я была здесь. Где же еще я должна была быть?

– И ты слышала меня? Слышала мой голос?

– Я могла предположить, что звонок в два часа ночи был твоим, но не была уверена, поэтому оставила звук включенным. Конечно, когда ты говорил, я тебя слышала. Чаще всего ты где-то посреди ночи давал отбой, так? И это не такая уж плохая идея из всех возможных.

– Но почему ты не снимала трубку? – спросил Кэлли. – Ну, по крайней мере, хотя бы разок.

Элен налила и ему, и себе еще немного виски и пошла на кухню за льдом. Кэлли слышал, как тот громко трескался, пока она держала поддон под струёй воды из крана. Она крикнула ему:

– Как-то раз я почти сделала это. – Она вернулась в комнату и разложила лед по стаканам. – А потом передумала.

– Ты собираешься мне что-то сказать?

Кэлли сидел на стуле, отставив его от обеденного стола. Элен прошла через комнату к дивану, создав между ними дистанцию и как бы делая этим своего рода намек.

– В первое время после того, как мы поженились, – сказала она, – я ненавидела, когда ты уезжал.

Рука Кэлли вылетела вперед, как будто он отражал внезапный удар. Виски разлилось по полированной поверхности стола. Он уставился на Элен и не сводил с нее глаз, пока она шла к кухне за бумажным полотенцем и потом, когда она вернулась в комнату и, протерев стол, налила ему новую порцию.

– Извини, пожалуйста... – сказал он. – Я очень неуклюж.

– Ничего страшного, – покачала она головой. – Ты, видно, еще просто толком не проснулся. – Она снова отступила к дивану. – А потом я не слишком возражала. Потом я даже стала ждать этого. – Она с минуту молча разглядывала его. – Ты помнишь Бретта, ту ночь, когда его снова схватили?

– Я помню, как это случилось, – сказал Кэлли, – если ты это имеешь в виду.

– Да, ну я не присутствовала при этом. Я говорю о том, что было потом. Ты вернулся домой с Майком Доусоном. Вы оба были на взводе, но скорее от хорошего настроения, чем от выпивки, так что, наверное, лучше сказать – упоены. Ты мне все подробно рассказал.

У вас еще оставались с собой ваши пистолеты, и вы положили их на стол, как будто хотели некоторым образом подчеркнуть, что вы настоящие мужчины. Китобой ставит в уголок свой гарпун, охотник сбрасывает на пол все свои капканы и силки. Вы с равным успехом могли выложить на стол свои члены. – Она помолчала, как бы приглашая его вступить в разговор, но Кэлли было нечего сказать. Элен продолжала: – Это был торг, не так ли? Ты поднажал на какого-то мерзавца, и он предложил тебе Бретта в обмен на очень мягкий приговор. Бретт был в побеге сколько?.. Год, да? Насколько я помню, это был досадный пробел во всех официальных отчетах. Некое затруднение. Я думаю, что говорил главным образом ты. Майк не сводил с тебя глаз, словно маленький ребенок, только что переживший какое-то приключение вместе с кем-то постарше. Я помню, что ты все время облизывал губы, потом вытирал свой рот, как будто ты пересох от волнения. Это заставило меня вспомнить о том, как тебя разбирает жажда после секса.

Она выпила все свое виски и подошла к столу налить еще. Потом она снова пересекла комнату, возвращаясь к дивану. Перешла некий символический мост. Бутылку она оставила на столе – то ли по рассеянности, то ли чтобы иметь повод перейти этот мост еще раз.

– Если я поняла это верно, вы не нашли его по адресу, который вам дали, но опоздали всего чуть-чуть. Он украл какой-то автомобиль – так? – прямо у светофора. Выбросил водителя прочь и помчался по автостраде М 40, а ты и еще несколько других погнались за ним. А потом у него кончился бензин. Кажется, так, да? Кончился бензин.

Губы Кэлли скривились в усмешке. Он не сумел этому помешать. Когда бы он ни вспоминал об этом происшествии, оно заставляло его смеяться. Это была погоня миль на двадцать, огни светофоров, вой сирен и мчащийся автомобиль разрывали уличное движение, как застежка на молнии, когда ее раскрывают. Все это производило страшный шум, люди пронзительно кричали, в ушах ревели сообщения по рации... И когда преследуемая машина просто замедлила ход, это оказалось настолько неожиданным, что они едва не проскочили мимо нее.

Бретт свернул на обочину и выскочил из машины, надеясь бежать; но бежать оказалось некуда. Вместе еще с пятью полицейскими Кэлли взял его в кольцо. Все они уже держали наготове пистолеты. Руки Бретта сначала болтались у него по бокам, а потом он их согнул в локтях и сжал в кулаки, намереваясь вступить в драку. Полицейские расхохотались. Они не спеша замкнули круг, продолжая хохотать. Мигалка на полицейской машине вращалась, делая их лица бело-голубыми, и они надвигались на него, как аркан, и смеялись, смеялись... Именно это и запомнилось Элен больше всего.

– Вы все еще продолжали смеяться, когда пришли домой, – сказала она. – Я помню, как мне хотелось, чтобы вы ушли из дому. И ты, и Майк. Вы оба тогда много выпили, хотя казалось невозможным, чтобы ты напился. Ну а попозже ты меня разбудил и трахал так, словно задался целью разломать кровать. И мне ничего из этого не понравилось. И до сих пор не нравится.

Улыбка оставила лицо Кэлли задолго до того, как Элен кончила говорить. Немного погодя он сказал:

– Это было давным-давно. Разве не так?

– Да, так. – Она опять пересекла символический мост, чтобы снова налить себе виски. – Но потом мы еще и были с тобой порознь довольно долгое время.

– И...

– Ты ведь не первый раз слышишь от меня, Робин, что ты опасен. Полагаю, для самого себя, и для меня тоже. Я знаю, чего ты хочешь, и знаю, почему ты этого хочешь. Во всяком случае, я знаю хорошую причину. Потому что ты меня любишь. В этом я не сомневаюсь. Если есть и какая-то плохая причина, думаю, что рано или поздно я отыщу ее. Но я не уверена, что хочу пойти на риск. Ты говоришь о переменах. Но когда я думаю о прошлом и когда я смотрю на тебя, то я словно смотрю на пачку старых фотографий, и что же я там вижу? – темноту. Ты понимаешь? – В ее голосе были слезы. – Я вижу то, что заставляет меня думать об этой темноте. Туннели. Узкие улицы. Темные углы. Ты есть на этих фотографиях, но твое лицо сразу и не разглядишь. И что ты делаешь, толком не разглядишь. И я понимаю, что на самом деле я и не хочу видеть твоего лица, потому что боюсь того, что может рассказать мне его выражение. И я не хочу видеть, что ты делаешь, потому что сама мысль о том, чем это может оказаться, пугает меня чуть не до смерти. А ты, я думаю, должен любить все это, ты должен любить эту темноту, эти темные места, потому что в ином случае какого черта ты там делаешь?