Джеймс Холл - Под покровом дня

Боже, Торн сам этому не верил, но в такие минуты, глядя вдаль, он даже стал произносить вслух ее имя.

Торн закончил Сумасшедшего Чарли. Положил его рядом с Летуном и Растяпой, которых связал прошлой ночью. Сумасшедший Чарли — его узловатый спинной хребет был пурпурным и блестящим. Радужное оперение, глазки-бусинки, серебристое пятнышко вместо рта. У мушки было что-то не то с выражением глаз. Сейчас Торн заметил недостаток: один из глаз-бусинок смотрел чуть искоса. Косоглазый Чарли был явно недоволен, что получился таким.

Торн вынул глаз из эпоксидного тела, капнул в углубление еще немного лака и вставил глаз на место. Теперь все было в порядке. Прямой взгляд. Самоуверенный, дерзкий, но все же незащищенный. Как раз такой длины, как нужно, и еще ни разу не встречался с морской водой. Но однако ему предстоит отправиться на илистое дно и своим мерцанием пробудить ото сна самую сильную, самую пугливую рыбу на свете.

Он встал и потянулся, вышел наружу и сел на перила открытой веранды, глядя, как солнце заливает светом отдаленный остров, поросший манграми. Его домик на сваях находился в шести метрах от Блэкуотер Саунда, тихой бухты, окаймленной мангровыми лесами. Его причал из кораллов и известняка на тридцать метров выдавался вперед, во время прилива вода покрывала его на полметра.

За его спиной были встроенные им застекленные створчатые двери, сейчас они были распахнуты, и ветер смешивался с мускусным запахом его дома. Запахом кожи, соленых топей и спертого воздуха.

Этот домик оставил ему доктор Билл. Когда Торн еще учился в средней школе, домик служил доктору Биллу местом уединения. Всего пять километров к югу от их дома, и прекрасная возможность побыть одному. Торн никогда здесь не был до самой смерти доктора Билла, и вдруг, внезапно, дом стал его собственным.

Дом был завален столярными инструментами, пилами и шлифовальными станками, при помощи которых доктор сглаживал края этих вырезанных из дерева рельефных кресел. Их Торн тоже никогда не видел и не знал об их существовании до самых похорон. Мебелью, с которой он вырос, были по-деревенски грубые дубовые стулья с прямыми спинками, круглые дубовые столы и простой дубовый шкаф с выдающейся вперед центральной частью.

Торн обследовал каждый уголок своего нового жилища в поисках порнографических журналов или кожаных ремней, какой-нибудь тайны, способной превратить доктора Билла из сурового человека без вредных привычек, которым он казался, в нечто большее. Кроме этих кресел он ничего не нашел.

Их внешний вид не вызывал желания в них посидеть. Каждый, кто заходил в гости, старался обойти их стороной. Без подушек или подкладок они были похожи на стулья в углу классной комнаты для провинившихся детей. Но как только Торн уговаривал впервые пришедшего гостя присесть, тот с облегчением вздыхал, расслаблялся, откидывался на спинку стула и закрывал глаза, как будто нежился в теплой ванне. Это было странно, ведь доктор Билл почти не отдыхал и не был изнеженным человеком. Кресла не вязались с образом доктора Билла.

Торн сохранил несколько кресел, остальные отдал друзьям и в Армию спасения.

— Вы уверены, что хотите от них избавиться? Они еще в хорошем состоянии.

— Уверен.

Теперь единственная комната в доме не была загромождена барахлом. Дощатые полы. Окна без занавесок. Ему принадлежало по полгектара земли с обеих сторон дома. Он находился в четырехстах метрах от грунтовой дороги, ведущей к первой федеральной магистрали. Если кто-нибудь захотел бы понаблюдать за ним, ему пришлось бы делать это с воды.

У него была небольшая библиотека: немного поэзии и морские рассказы, оставшиеся с детства. Он расставил книги на двух полках над кроватью, а пространства между ними заполнил разнообразными раковинами, которые выловил у рифов двадцать лет тому назад. В углу тарахтел холодильник «Фрижидэр», в котором доктор Билл хранил запасы виски «Блэк Лейбл». Рядом с ним находилась раковина, подводка к ней была закрыта красной клетчатой материей. На раковине стоял чистящий порошок «Аякс» и спрей от тараканов. Кейт отдала ему ковровую дорожку в восточном стиле, которую он протянул от изножья своей кровати до залитого солнцем крыльца. В доме еще были два торшера с абажурами, на которых были изображены морские символы — штурвалы, спасательные круги — подарок бывшей подружки. Стены были облицованы панелями из сосны, произрастающей в округе Дейд, которая, как считается, отпугивает термитов, хотя в течение последних нескольких месяцев он то и дело замечал в паутине какие-то подозрительные крылышки.

По одну сторону кровати стоял сундук, в котором он держал нижнее белье и носки. С другой стороны находился еще один сундук, служивший в качестве прикроватного столика, где хранился воронёный кольт «Питон», завернутый в промасленную тряпку. Двенадцати сантиметровый ствол, патроны калибра.357" магнум. Револьвер, из которого он когда-то мечтал застрелить Далласа Джеймса.

Каждый выпущенный из револьвера патрон, каждое аккуратное нажатие на спусковой крючок и каждый синяк на ладони предназначались для Далласа Джеймса. Торн купил его поздним вечером на автостоянке позади клуба «Элкс», еще в первый год учебы в средней школе. Спрятал от Кейт и доктора Билла и целый год упражнялся в стрельбе в лесу. Каждый выстрел сопровождался сильнейшей отдачей, в ожидании которой он морщился, еще только наводя револьвер на цель. Но если попасть кому-нибудь из этой штуки хотя бы в руку, то это выведет противника из строя, и он не сможет оказать активного сопротивления.

Торн никогда не гордился тем, что у него есть кольт. Никогда не хвастался им перед друзьями. Всякий раз, когда он вынимал его из кожаной кобуры и заряжал, к горлу подступала тошнота. Как будто он смотрел вниз с крыши высокого здания. Ноги становились ватными. Сердце колотилось. Все свое отрочество, день за днем, он пытался преодолеть в себе это чувство, упражняясь в лесу к югу от их дома.

Стрелок из него был весьма средний, даже несмотря на длительность тренировок. Ему никогда не удавалось всадить больше четырех пуль в окружность размером с бейсбольный мяч, хотя бы одна пуля уходила на несколько сантиметров в сторону. Сносно, и не более того.

Забавно, но он не взял с собой кольт, когда отправился в Майами, чтобы свести счеты с Далласом Джеймсом. Когда пришло время, у него даже соблазна такого не возникло. Все эти долгие часы, проведенные в лесу в мечтах о расплате, — все это было лишь для того, чтобы разжечь в себе ненависть, научиться отделять ее от всех остальных эмоций. Револьвер калибра.357" служил лишь средством для этого.

Последние недели он подумывал о том, чтобы подарить кольт Шугармену или, например, заплыть на лодке за риф и выбросить его в море. Но каждый раз, когда он был готов сделать это, ему, спустя двадцать лет, не хватало смелости открыть сундук и дотронуться до оружия. Каждый раз он вдруг вспоминал о каком-нибудь важном деле, которое нужно было немедленно сделать.