Дэвид Пис - 1977. Кошмар Чапелтауна

– Мы это уже видели, – говорит Пиггот.

– Не сомневаюсь, – улыбается Уайтхед.

– Сюрприз в Брэдфорде, – шепчу я.

– Это, вроде как, должно тебя отмыть.

– Ну да, вроде как, – кивает Пиггот.

– А вы считаете, что это был Потрошитель? – спрашивает Уайтхед.

– В смысле, кто ее убил? – спрашивает Пиггот.

Уайтхед кивает, и они оба смотрят на меня.

Я не могу думать ни о чем, кроме того, что она была беременна, а теперь она мертва.

Оба.

Мертва.

В конце концов я говорю:

– Это не я.

– У меня еще кое-что есть. Еще одно очко в твою пользу, – говорит Уайтхед, вытряхивая из полиэтиленового пакета кипу журналов.

– А это что еще за херня? – спрашивает Пиггот, поднимая с пола порножурнал.

– «Горячая сперма». Слыхал о таком? – спрашивает меня Уайтхед.

– Ага, – отвечаю я.

– От кого?

– Не помню.

– А ты постарайся, – говорит он, подавая мне журнал, раскрытый на странице с крашеной блондинкой.

Ее ноги раздвинуты, рот открыт, глаза закрыты, толстые пальцы – во влагалище и заднем проходе.

Я поднимаю глаза.

– Знакомое лицо?

Я киваю.

– Кто это? – спрашивает Пиггот, щурясь на перевернутый вверх ногами журнал.

– Клер Стрэчен, – отвечаю я.

– Также известная как Моррисон, – добавляет Джек Уайтхед.

Я:

– Убита в Престоне в 1975 году.

– А эта? Эту знаешь? – спрашивает он и подает мне еще одну женщину, черноволосую азиатку.

Ее ноги раздвинуты, рот открыт, глаза закрыты, тонкие пальцы – во влагалище и заднем проходе.

– Нет, – говорю я.

– Сью Пени, Ка Су Пен?

Я:

– Нападение в Брэдфорде в октябре 1976 года.

– Приз в студию, – тихо говорит Уайтхед и подает мне следующий журнал.

Я открываю его.

– Страница семь.

Я открываю седьмую страницу с изображением темноволосой девушки. Ее ноги раздвинуты, рот открыт, глаза закрыты, у ее лица – член, на ее губах – сперма.

– Кто это? – спрашивает Пиггот.

– Прости, – говорит Джек Уайтхед.

– Кто это? – снова спрашивает Пиггот.

Но дождь снаружи грохочет, оглушает, двери грузовиков захлопываются, одна за другой, на стоянке, без конца.

Без еды, без сна, одни круги:

Ее влагалище.

Ее рот.

Ее глаза.

Ее живот.

Без еды, без сна, одни тайны:

Во влагалище.

Во рту.

В глазах.

В животе.

Круги и секреты, секреты и круги.

Я спрашиваю:

– «Эм-Джей-Эм Паблишинг»? Ты их проверял?

– Я вчера туда ездил, – говорит Уайтхед.

– И что?

– Типичное издательство порнографической литературы. Сунул одной недовольной сотруднице двадцатку – получил имена и явки.

– А как вы про это узнали? – спрашивает Джон Пиггот.

– Про «Горячую сперму»-то?

– Ага.

– Анонимная наводка.

– Насколько анонимная?

– Молодой парень. Скинхед. Сказал, что знал Клер Стрэчен еще в ту пору, когда она жила в этих краях под фамилией Моррисон.

– А имя есть? – спрашиваю я.

– У него?

– Ага.

– Барри Джеймс Андерсон, и я его уже где-то видел. Местный. Уверен, что он упоминается в протоколах.

Я сглатываю; Би-Джей.

– В каких протоколах? – спрашивает Пиггот, отставший на много лет и пытающийся их наверстать.

– Ты же можешь поговорить с Морисом Джобсоном, – нажимает Уайтхед, не обращая внимания на Пиггота. – Сова же вроде взял тебя под крыло?

Я качаю головой:

– Сейчас я уже в этом сомневаюсь.

– Ты ему что-нибудь обо всем этом рассказывал?

– После нашей последней встречи я попросил его помочь мне достать протоколы.

– И что?

– Их не было.

– Черт.

– Инспектор Джон Радкин, мой долбаный, бля, начальник, взял их под расписку в апреле семьдесят пятого года.

– В апреле семьдесят пятого? Стрэчен была еще жива!

– Вот именно.

– И что, он их не вернул?

– Нет.

– Даже после того, как она погибла?

– Ни разу, бля, даже словом о них не обмолвился.

– И ты все это рассказал Морису Джобсону?

– Он сам сообразил, в чем дело, когда пытался выяснить, куда делись протоколы.

– Какие протоколы? – снова спрашивает Пиггот.

Уайтхед наседает, по-прежнему не обращая на него внимания:

– И как Морис отреагировал?

– Сказал мне, что сам разберется. В следующий раз я видел Радкина, когда они приехали, чтобы меня арестовать.

– Он что-нибудь говорил?

– Кто, Радкин? Нет, бля, просто дал мне по морде.

– И теперь он отстранен?

– Да, – говорит Пиггот.

Это – единственный вопрос, на который он знает ответ.

– Ты с ним говорил?

– Он не имеет права, – отвечает Пиггот. – Это одно из условий выхода под залог: никаких контактов с инспектором Радкиным и младшим офицером Эллисом.

– А как насчет Мориса?

– С ним можно.

– Ты должен показать ему вот это, – говорит Уайтхед, кивая на море порнухи, лежащее перед нами.

– Я не могу, – говорю я.

– Почему?

– Из-за Луизы, – говорю я.

– Это твоя жена?

– Да.

– Дочь Барсука, – улыбается Уайтхед.

Пиггот:

– Вы объясните мне, наконец, или нет, о каких чертовых протоколах идет речь? Мне кажется, я должен знать…

Автоматически я говорю:

– Клер Стрэчен была арестована в Уэйкфилде под фамилией Моррисон в 1974 году за проституцию. Еще она была свидетельницей по делу об убийстве.

– По какому делу об убийстве?

Джек Уайтхед смотрит на стены комнаты номер 27, на фотографии мертвых, на фотографии мертвых маленьких девочек и говорит:

– Об убийстве Полы Гарланд.

– Ни хрена себе!

– Вот именно, – говорим мы оба.

Джек Уайтхед возвращается с тремя кружками чая.

– Я поеду к Радкину, – говорит он.

– Есть еще кое-кто, – говорю я.

– Кто?

– Эрик Холл.

– Брэдфордский отдел по борьбе с проституцией?

Я киваю:

– Ты его знаешь?

– Слышал. Он что, тоже отстранен?

– Ага.

– А что с ним?

– Оказывается, он был сутенером Дженис.

– И поэтому его отстранили?

– Нет. Тут постарались ребята Питера Хантера.

– И ты считаешь, что я должен нанести ему визит?

– Он должен быть в курсе всего этого, – говорю я, снова показывая на журналы.

– У тебя есть их домашние адреса?

– Радкина и Холла?

Он кивает. Я пишу их на клочке бумаги.

– Ты должен побеседовать с Джобсоном, – говорит мне Пиггот.

– Нет, – отвечаю я.

– Но почему? Ты же сказал, что тебе нужны друзья.

– Дай мне сначала поговорить с Луизой.

– Да, – неожиданно говорит Джек Уайтхед. – Тебе надо быть с женой. В семье.

– А ты женат? – спрашиваю я его.

– Был женат, – говорит он. – Давным-давно.

Я стою в фойе, под мигающей флюоресцентной лампой, и умираю:

– Луиза?

– Нет, извини, это Тина. Боб, ты, что ли?

– Да.

– Она в больнице, дорогой. Старик совсем плох.

Я жду в фойе, под мигающей флюоресцентной лампой, все кончено.

– Боб? Боб?

В фойе, под мигающей флюоресцентной лампой, я вишу на проводе.