Мари Хермансон - Человек под лестницей

— Она так тебя контролирует?

Не отвечая, он взял две картины и понес их в машину. А когда вернулся, то увидел, что Бодиль снесла оставшиеся картины на первый этаж. Он услышал, как Бодиль крикнула ему из зала:

— Подожди, Фредрик! Ты еще не все видел. Иди сюда.

Он вошел в зал. Бодиль задернула оконные шторы, волшебный вечерний свет погас. В зале было теперь темно, и только отдельные пятна света пронизывали тьму — били барабаны, шли фильмы, а манекен храбро воевал с тренажером.

До сих пор Фредрик находил всю эту инсталляцию пустой и глупой затеей, но теперь в темноте впечатление резко переменилось. Все стало проще, грубее, заманчивее, страшнее.

— Ну?

Бодиль стояла вполоборота к нему в пятне света, лицо и половина ее тела были в тени, вторая половина была видна ярко и рельефно. Тело в вырезе платья казалось белоснежным, ткань одежды просвечивала синевой, как пламя газовой горелки.

Он подошел к ней:

— Фантастично. Очень впечатляет. Спасибо, Бодиль.

Он положил ей руки на плечи и обнял на прощание. Это объятие оказалось удивительно приятным. Наверное, оттого, что теперь инициатива исходила от него, он не чувствовал никакой неловкости.

Он ждал ее реакции — ответного объятия, толчка в грудь, рукопожатия — и сознавал, что ему будет неприятно отпустить ее и с извинениями уйти.

Но Бодиль и не думала отстраняться. Тело ее было мощным и мягким одновременно, от нее восхитительно пахло мускусными духами, смешанными с чем-то еще, наверное с запахом ее тела. Он втянул носом воздух, а когда выдохнул, то ощутил на шее тепло ее дыхания. Она трепетала в его руках, и эта дрожь передалась и ему, по животу разлилась теплая волна, кровь прилила ниже, мужская плоть налилась ею, став тяжелой и горячей. Он был ошеломлен тем, что с ним происходило.

Как все это странно. Его тело вибрировало, словно барабанный ритм проник ему под кожу. Он закрыл глаза, и весь мир закружился у него в голове. Да, он, несомненно, пьян.

Фредрик скользнул губами по щеке Бодиль, нашел ее губы, и они открылись неожиданно, влажные, теплые и мягкие, как спелая слива, разрывающая свою оболочку.

Двери разума захлопнулись. (Ему даже показалось, что с сильным грохотом, который так любят режиссеры американских фильмов в стиле экшн.) Теперь перед ним был только один путь — тесный и прямой, как туннель, и никто уже не мог его остановить.

Она, кажется, поняла, что он не затормозит и не остановится. Ах, как восхитительна эта женская покорность! Она прекратила наигранное сопротивление, поняв, кто теперь здесь главный. Теперь он должен был знать, что делать, как и где. Он же вовсе не собирался миндальничать.

Фредрик повалил ее на пол не как нежный любовник, каким он обычно был, а как грубый насильник, сорвал с нее платье, стянул трусики и обнажил ее волосы между ног. Их было много, больше, чем обычно у женщин, ее лобок показался ему покрытым водорослями камнем, торчащим из гладкого морского дна. Он воткнулся в нее и принялся качаться вверх и вниз, беспощадно, грубо, механически, как зверь.

Было темно, он не видел ее лица. Она хрипло стонала — от наслаждения, страха или боли — он не знал, и ему было все равно.

Барабаны продолжали стучать, экраны светились, манекен ритмично двигался — творилось какое-то безумие!

— Я знала, что с тобой мне будет чудесно, — вздохнула Бодиль, когда он скатился с нее.

Он лежал на спине рядом с ней, тяжело дыша и закрыв глаза.

Открыв их, он уперся взглядом в оскаленную звериную морду. Верхняя губа была агрессивно приподнята, из-под нее торчали острые зубы.

Медвежья шкура.

Он встал, натянул штаны, вспомнил — как это ни удивительно, — что у лестницы стоят картины, и отнес их в машину.

На опасной скорости он мчался домой по кривой дороге, срезая повороты. Он практически ничего не видел и в одном месте едва не перевернулся. Хорошо, что на дороге не было других машин.

Паула лежала на диване, смотрела телевизор и листала английский детектив.

— Что ты так поздно? — сонным голосом спросила она. — Мы уже давно поужинали, дети спят.

— Вот и хорошо, — сказал он, сел на край дивана и расстегнул «молнию» ее брюк. — Значит, теперь я буду спать с тобой.

— Но… — Она удивленно моргнула.

— Никаких но, — ответил Фредрик.

— Как тебе это нравится, мой дорогой?

Фредрик едва не поперхнулся овсянкой, когда поднял глаза и увидел оскаленную медвежью морду на приглашении, которым Паула размахивала перед ним.

— Наверное, эту выставку стоит посмотреть, — сказала она.

— Совершенно точно стоит, — согласился Фредрик. — Я ее видел.

— Уже?

— Да, вчера вечером. Так что я не пойду, но ты сходи обязательно.

Он продолжал есть, время от времени поглядывая на приглашение, которое Паула положила рядом с ним. От одного воспоминания о вчерашнем посещении галереи ему становилось нехорошо. Видимо, он вчера переборщил с вином. Во рту пересохло, а голова сильно болела. Или это были муки совести?

Он перевернул приглашение и прочитал: «Мужская дилемма. Понтус Хиллерт». Несмотря ни на что, Фредрик был даже благодарен этому юнцу с бритым черепом и остроконечной бородкой (фотография красовалась на обороте). Своей глупой инсталляцией он вернул Фредрику заснувшую в каких-то глубинах мужскую силу, так же как иногда глупый шлягер пробуждает в душе давно забытое подлинное чувство.

Все следующие дни он часто думал о том, что произошло. Он никогда раньше не изменял Пауле, никогда не пытался изменить и даже не помышлял об этом. Теперь это произошло. Это было безнравственно и не должно повториться.

Но происшествие это привело к тому, что теперь у них с Паулой была полноценная половая жизнь. Не только полноценная, но и просто хорошая, по-настоящему хорошая. Если до этого Паула была холодной и сдержанной, то теперь она стала смелее, горячее и ненасытнее. Да и у него потенция теперь была как у подростка. Видимо, долгое воздержание пошло на пользу им обоим.

Однажды во второй половине дня, когда Фредрик шел по коридору в свой кабинет, его окликнула Марта, ответственная за каталог фирм.

— Хорошо, что ты пришел. Тебя ждет посетительница, — сказала она, показав рукой в конец коридора.

Фредрик занервничал. Разве у него на сегодня запланирована встреча? Он этого не помнил.

Не дойдя пары метров до открытой двери своего кабинета, он уловил знакомый звук — звон сталкивающихся на женском предплечье металлических колец.

Остановившись, он повернулся на каблуках и бросился назад к Марте, которая продолжала стоять в дверях своей комнаты. Он склонился над ее седыми букольками, взял за руку и прошептал на ухо:

— Кто там ко мне пришел?

— Дама из галереи у гавани, — ответила Марта и осторожно попыталась высвободить руку. — Она ждет тебя уже три четверти часа. Я думала, ты придешь в два.