Евгений Костюченко - Сафари для русских мачо

Василь пообнимался, здороваясь, с немногочисленной командой баржи-самоходки, но от участия в народном гулянии отказался. Он не прикасался к вину, пока не закатил «лендровер» на баржу. Зато потом отвел душу. Да так и заснул за столом.

В самый разгар пиршества, когда начались танцы под радио, Гранцов отозвал Марата в сторону:

— Я тут договорился с местным дедом Мазаем. У него лодка, он меня перебросит на тот берег.

— Да куда гнать-то, Вадим Андреевич? — удивился Марат. — Все равно завтра будем на месте.

— Времени жалко, — улыбнулся Гранцов. — Не скучай тут. Увидимся в отеле «Эксельсиор».

— Ну, тогда… Не прощаемся? — на всякий случай Марат протянул ему руку, и Гранцов пожал ее.

— Не прощаемся. Но если что, в Питере ты найдешь меня в Никольском соборе. Я там бываю по воскресеньям, на утренней службе.

Он закинул свою сумку на плечо, поправил панаму и зашагал к реке, где уже стучал подвесной движок длинной узкой лодки.

Марат понимал, что не стоит ничего спрашивать у Гранцова. Правды тот не скажет, а врать не захочет. Улыбнется в ответ — и всё. Значит, есть у человека дело на том берегу. Дело поважнее семинара по фатта-до и прогулки над водопадами. Мучимый завистью, Марат вернулся за стол.

Но после первого же стакана вина он почувствовал странную легкость. Зависть испарилась. Каждый делает свое дело. И Марат неплохо справился с разминированием. Впрочем, так мог справиться и любой салага. Дернул — и нету фугаса. Хорошо, что никого не зацепило. А впрочем… Он вспомнил все, что случилось за день, и все показалось ему ерундой. Только одно казалось важным — то, что Оксана сидит рядом, иногда прижимаясь щекой к его плечу.

«Придурки, счастливые придурки», — думал он, вспоминая разговор о сектах. Он тоже был счастлив когда-то, постигая премудрости Единого Принципа и сбивая с ног очередного противника. И Оксана была счастлива в своей компании. Ее вырвали из семьи, его тоже, но вот они встретились здесь, на другом конце света — и что-то очень похожее на счастье слегка забрезжило впереди. Какой-то неясный свет, какая-то еле слышная музыка — и она становилась все слышнее, когда они соприкасались руками или коленями…

Наверно, Марат поступил не по-товарищески, но он забрал у спящего Василя ключи, по шатким мосткам перебрался на баржу, открыл дверь лендровера, и Оксана юркнула внутрь, и обвила его жаркими руками, ничего не говоря, да и ему было не до разговоров.

В какой-то момент она вдруг принялась шептать на тысяче языков, но он понимал ее безошибочно. И она понимала его, хотя он не говорил ни слова.

Взмокшие и опустошенные, они выбрались из машины, и Оксана бесшумно шагнула с борта баржи в ночную реку. Марат спрыгнул вслед за ней, и свежие струи плавного течения обвили его разгоряченное тело.

— Не отплывай далеко, — прошелестел ее голос в темноте над водой.

Он разглядел белое пятно ее лица, потом над водой вскинулся изгиб руки. Марат нырнул и под водой подплыл к девушке. Обхватил ее и притянул к себе, но Оксана испуганно забилась в его руках.

— Все-все, не балуйся, пусти, — жалобно попросила она. — Не люблю я такие шутки.

После короткого купания они еще долго сидели, укрывшись от комаров одним пончо и свесив ноги над водой.

— Ты хочешь спать? — спросила она. — Сейчас ляжем. Ты не заснешь раньше меня?

— Не надейся.

— Ненавижу ночи. Особенно эти жуткие часы с двух до четырех… Я не раздражаю тебя своими разговорами?

— Нет, что ты…

— Просто не могу молчать. А то закричу или заплачу. В общем, на грани истерики. У меня половина жизни прошла ночью. Мы жили как русские дворяне. Ложились под утро, вставали под вечер.

— Русские дворяне по ночам развлекали себя бальными танцами, — сказал Марат и поцеловал ее в ушко. — А под утро оттягивались на цыганках.

— Вот именно, — Оксана прижалась к нему плечом. — А у нас это совмещалось. Дворянка и цыганка в одном флаконе. Сколько же мне было? Господи, двенадцать лет… Меня старшая сестра с собой взяла на ту квартиру. Высшее общество. Все — ужасные старики, за двадцать, даже за тридцать лет. Но все равно интересно. Сижу с ними как взрослая. Пью «пепси». У них свои разговоры, я слушаю. Библия, Библия, Моисей сказал то, Моисей сказал это… Ничего не понимала тогда. Виски, «Мальборо», видео…Кто-то танцует, кто-то целуется. Самая красивая девушка, Марина Черная, все время рядом со мной. Там была еще Марина Белая, тоже красавица, но она меня не любила. А Черная любила. Учила меня целоваться. Лучше не вспоминать. Ты уже засыпаешь?

— Нет.

— У Черной был рак, и все знали, что она скоро умрет. Ей не давали много пить, но мужики к ней просто намертво приклеивались. Она каждый день приводила кого-то нового. Первую ночь он был с ней. Если оставался на вторую, то Марина делила его с кем-нибудь, а на третью он уже переходил к другой, а она приводила еще кого-то.

— Это был притон? — неосторожно спросил Марат.

— Скажешь тоже, — обиженно вскинулась Оксана. — Это просто была такая компания. Это была семья.

— Ничего себе семейка…Представляю себе эту маман.

— Не говори так. Никакой маман там не было. Но это была семья, настоящая семья. Мы все были дети. И у нас было два отца, Илюша и Яша. Два брата-близнеца. Им было за сорок, когда я пришла. Это была их квартира, а мы все были их дети, и мы жили там. Все друг другу помогали. Кто по магазинам, кто на рынок, а я поначалу только на уборке была. Все разбредутся днем, я давай выскребать, проветривать, перемывать, чтоб к вечеру опять все сверкало. Потом еще одна малолетка появилась, уже полегче стало. А потом Марина меня с собой стала брать в город, как младшую сестренку. Да я и любила ее больше, чем сестру. Мы все по-настоящему любили друг друга. Родные братья и сестры так не любят. И родные родители тоже.

— Это точно, — вставил Кирсанов.

— Что ты понимаешь… У тебя ведь одно на уме. Секс. Там это ничего не значило. Просто разрядка. Сейчас-то я понимаю, какая это нагрузка — Библию изучать на полном серьезе, и при этом в Бога не верить. А может, кто-то и верил, не знаю… Вот ты — веришь?

— Не знаю, — признался Марат.

— Значит, не веришь. Как и я. А Библию читал?

— Пробовал.

— А я даже пробовать не могу. Только слово это слышу, сразу Яшу и Илюшу вспоминаю. И все остальное. Но ты не думай, я вспоминаю без обид, без злости. Там были, в общем, вполне приличные люди… Ты думаешь, мы на улице мужиков подбирали? На колхозном рынке? Из работяг у нас были только двое. Шофер из французского посольства и охранник с брежневской дачи. Все остальные — белая кость, голубая кровь. Кстати, ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что меня в подворотне нашли. Я вообще в Гааге родилась, между прочим. У меня в советском паспорте так и было записано: место рождения город Гаага. Ой, обними меня скорее, а то страшно стало вдруг. Я ж говорю, на грани истерики.