Джеймс Паттерсон - Переступить черту (сокращ.)

Я сорвал со спинки кровати старый халат. А выйдя на кухню и увидев детей в праздничных костюмах, окончательно убедился в том, что все еще сплю.

Не могли же они сами подготовиться? — подумал я. И дрянной же из меня получился отец! Я совсем забыл о спектакле.

Я благодарно кивнул Джулии и Брайану.

— Я знаю, что нынче не воскресенье, — с энтузиазмом взревел я, — но, может, кому-нибудь хочется попробовать воскресный завтрак?

Крики «нам» и «мне» еще метались по кухне, отражаясь от ее стен, а я уже хлопнул о плиту двумя чугунными сковородками.

Озадаченная Мэри-Кэтрин появилась на кухне, когда я раздавал ребятишкам месиво из бекона, яиц, картошки и зеленого лука. Я протянул ей тарелку и, улыбнувшись, сказал:

— Я же предупреждал вас, что все мы — чокнутые.

Торжественное шествие Беннеттов к школьному крыльцу снова остановило уличное движение. Вылезшая из такси фигуристая брюнетка в черном платье с блестками, которое она явно не снимала всю ночь, увидев процессию моих красавцев и красавиц, замерла у бордюра, приложила ладонь к декольтированной груди и выдохнула: «Ох-х-х!»

Однако реакция директрисы порадовала меня куда сильнее.

— Дай вам Бог здоровья, мистер Беннетт! — открывая пошире дверь, произнесла она и улыбнулась — самой настоящей улыбкой.

Вернувшись в фургончик, я решил посидеть здесь с минуту. Взял с сиденья номер «Таймс», подобранный мной на пороге квартиры, и раскрыл его — впервые за утро.

И как только увидел собственную фотографию под заголовком «ПОХОРОНЫ ПЕРВОЙ ЛЕДИ КЭРОЛАЙН ХОПКИНС ОБЕРНУЛИСЬ ЗАХВАТОМ ЗАЛОЖНИКОВ», радость, распиравшая мою грудь, вмиг испарилась. Под фотографией стояла еще одна веселенькая подпись: «Мы ничего не знаем». Я взглянул на имя автора статьи. Кэти Калвин.

Я покачал головой. Отделала она меня наилучшим образом. Даже фотография была ужасна. Задумчивое выражение моего лица на ней легко было принять за свидетельство полной растерянности.

Ну спасибо тебе, Кэти Калвин, подумал я. Удружила. С этой мыслью я бросил газету на сиденье и включил двигатель машины.

Сколько времени было на часах, когда комедиант Джон Руни решил, что хватит ему притворятся спящим, он не знал, однако, судя по бледному свету, пробивавшемуся сквозь витражное стекло, уже настало утро. Он выпрямился, прислонился к оградке алтаря, потер кулаками глаза.

Спать на скамьях оказалось неудобно, поэтому заложникам разрешили расположиться на полу, подстелив под голову бархатные подушечки, служившие обычно для коленопреклонений. Впрочем, подушечки были маленькими, а мраморный пол вытягивал из тела тепло так основательно, что городские тротуары казались в сравнении с ним уютным матрасом.

В задней части часовни сидели на складных стульях и пили кофе из пластмассовых стаканчиков трое в масках. Ни Маленького Джона, ни Джека среди них не было.

На плечо Руни легла ладонь — это проснулся и сел рядом Чарли Конлан.

— Доброе утро, малыш, — тихо, не глядя на него, сказал Конлан. — Вчера в драке ты показал себя молодцом.

— Ты хочешь сказать, дураком, — ответил Руни и потрогал ссадину на щеке.

— Нет, — ответил Конлан. — Теперь главное — проделать это еще раз, но только правильно выбрав время.

— Ты все еще думаешь схватиться с ними? — спросил Руни.

Конлан кивнул.

— Эй, — прошептал кто-то у них за спиной. Это проснулась Мерседес Фрир, выпущенная ночью из будки исповедальни. — Вы, мальчики, задумали что-то?

Руни поразмыслил немного, стоит ли посвящать ее в их планы, потом кивнул:

— Просто будьте наготове.

— Заметано, — отозвалась певица. — Я с вами. Один из этих гадов, похоже, запал на меня. Заговорил со мной прошлой ночью. Тощий такой, с ружьем. Это можно использовать. Притворюсь, что хочу его и всякое такое.

Именно в этот миг в проходе появился Маленький Джон, несший в руках термос и поднос со стаканчиками кофе.

— Подъем, туристы! — крикнул он. — Жрать пора.

Внезапно с соседнего ряда, где расположился на ночлег преподобный Соллстис, послышался низкий и протяжный звук. Поначалу Руни решил, что у священника сердечный приступ. Однако звук был мелодичным, и Руни понял, что его преподобие поет.

— О благода-а-а-ать, нежнее-е-е-ейший звук…

Спятил он, что ли?

Но вскоре священнику начали подпевать другие заложники, а когда Руни увидел, как Маленький Джон недовольно покачал головой, он запел и сам.

Последнюю ноту гимна заглушил резкий и хлесткий звук пистолетного выстрела. Все повернулись к главному залу собора, туда, откуда донесся выстрел.

И когда леденящее кровь эхо выстрела стихло, Руни почувствовал, как вся прежняя решимость его гаснет.

«Да поможет нам Бог, — подумал он. — Они начали убивать».

Что еще за новости? Джек, прижавшись спиной к мраморной колонне и сжимая в руке пистолет, напряженно прислушивался.

Он обходил собор по периметру, когда из двери церковной лавки вдруг выскочил человек в черном. Решив, что в собор сумел пролезть кто-то из оперативников ФБР, Джек выхватил пистолет и выстрелил.

— Что случилось? — спросил Маленький Джон, подбегая к Джеку. За ним едва поспевали еще два бандита в рясах.

— Из церковной лавки выскочил мужик в черном. По-моему, я его уложил.

— Федералы? — прошептал Маленький Джон. — Откуда?

— Не знаю, — ответил Джек и выглянул из-за колонны. — У крестильной купели лежит тело. Вы трое, проверьте церковную лавку. Стреляйте первыми.

Трое, разделившись, побежали проверять. Джек выпрыгнул в проход, держа лежавшего на полу человека на прицеле. Человек не шевелился. Джек двинул его по лбу дулом пистолета и только тут увидел, кого он застрелил. «Что я наделал?!»

У ног Джека лежал престарелый священник. В темной луже под его головой мерцали отраженные язычки свечей.

Маленький Джон вернулся с донесением.

— В лавке никого, — сообщил он. И, заметив убитого священника, выругался, а затем спросил: — Что будем делать?

Ну, по крайней мере ребята готовы идти со мной до конца, думал Джек, вглядываясь в лицо убитого. Он ведь предупреждал их, что, возможно, без жертв обойтись не удастся, и они согласились пойти на дело. По крайней мере у него будет в аду своя компания.

— Попробуем использовать его, — сказал он.

— Использовать? — переспросил Маленький Джон. — Как?

— Бери-ка доброго пастыря за руки, за ноги, — сказал Джек. — Мне все равно уже надоело ждать. Пора надавить на них, пусть пошевеливаются.

Когда я подъехал к заграждению перед командным центром, было девять с минутами. Я выключил двигатель «шевроле» и открыл дверцу.

Пробираясь через все разраставшийся бивак журналистов и проходя затем через три контрольных пункта, я думал об осаде и только головой качал.