Дерек Картун - Явочная квартира

Мария: У меня блокнот.

Мужчина: Завтра вечером в одиннадцать приезжай к дому номер 46 на рю де Ром. Позвонишь в дверь и спросишь мсье Жюля. Ясно?

Мария: Спрошу мсье Жюля.

Мужчина: Садись на метро на станции Виктор Гюго, доедешь до вокзала Сан-Лазар. Именно так, как я говорю, ладно?

Мария: Я боюсь.

Мужчина: Бояться нечего, если сделаешь все точно, как тебе велено. Поняла?

Мария: Да. Завтра вечером.

Мужчина: Еще одна вещь. Бумажку, где мой телефон записан, уничтожь прямо сейчас.

Мария: Но если мне опять позвонить придется?

Мужчина: Уничтожь, я сказал. С завтрашнего утра мой номер меняется, ты меня чудом застала. Встретимся — я тебе новый номер дам.

Мария: Хорошо.

Мужчина: Значит, придешь?

Мария: Ладно, завтра в одиннадцать. Приду.

Отбой. Звякнула трубка, Баум выключил магнитофон.

— Пошли кого-нибудь в сорок шестой номер на рю де Ром. Прямо сейчас.

Алламбо распорядился по телефону и снова уселся в кресло.

— Женщины, связанные с этим расследованием, имеют тенденцию падать на рельсы в метро, — сказал Баум, — Сначала жена нашего перебежчика, теперь эта бедолага. Ты верно угадал: продала она снимки и не ведала, что творит.

— Надо посмотреть её вещи раньше, чем полиция.

— Обратись к Дидо из префектуры шестнадцатого округа. Насчет телефонного номера — это он ловко. Может, она его все-таки не уничтожила?

— Хорошо бы. Как насчет мужского голоса?

— Тулуза, — сказал Алламбо.

— А не Марсель?

— Нет. У меня в Тулузе родственники — как раз так они и говорят.

— Почему-то мне кажется, что он из полиции.

— Просто любите вы полицию, — усмехнулся Алламбо.

Дом 46 по улице рю де Ром, оказалось, принадлежит министерству сельского хозяйства, но никак не используется, давно пустует.

— Беднягу просто заманили в метро, — вздохнул Баум, — Дальше платформы ей бы не уйти.

В конце дня Алламбо снова заглянул к шефу, слышно было из коридора, как расходится по домам народ. На столе у Баума стояла чашка кофе, а сам он запирал в сейф пленку, которую успел прослушать трижды.

— Дидо — славный малый, — сообщил Алламбо, — А может, министр приказал ему с нами ладить. Во всяком случае проблем не было, я посмотрел все вещи горничной. Телефонного номера, записанного на клочке бумаги, не нашел.

Баум отхлебнул кофе и поморщился. Он любил сладкий, но жена запугала его всякими историями об инфарктах и прочих бедах, которые приключаются от ожирения, так что кофе он пил без сахара.

— Сдается мне, наша задача упрощается, даже если впереди ещё много сложностей.

Алламбо поднял брови, но промолчал. Старик в трудные минуты склонен изрекать парадоксы.

— Надо выполнить две простые вещи. То есть, довольно сложные, но в основе своей простые. Первое — встретиться лицом к лицу с нашим приятелем Котовым, что я и сделаю, как только буду к этому готов. И второе — поможет нам Дидо или не поможет, но часть работы полиции придется взять на себя. А именно — узнать, кто же это сталкивает женщин на рельсы. Как я уже сказал, первым займусь я сам, а второе поручаю тебе. Действуй заодно с полицией, если без неё не обойтись, но блюди наши секреты.

— Да, чуть не забыл, — спохватился Алламбо, — Все из-за этих событий. Помните, вы велели задержать Морана, журналиста этого. Он у нас тут с обеда. Ругается на чем свет стоит и даже поесть не соглашается. Что с ним делать?

— Позвоню-ка я жене, раз уж точно к ужину опаздываю, — решил Баум, — А Морана давай сюда минут через десять.

Дидье Моран был доставлен юным сержантом, который тут же удалился. Баум оторвался от бумаг не сразу, а когда поднял взгляд, то ещё некоторое время лениво изучал гостя, хмуря кустистые брови. Затем улыбнулся чуть насмешливо, покачал головой и снова погрузился в работу. Прошло довольно много времени, прежде чем он приступил к разговору.

— На кого работаешь в ДГСЕ?

— Не понимаю, — вскинулся Моран, — Я журналист, со спецслужбами дела не имею.

— Пишешь для "Пти галуа" на эту тематику, а?

— Иногда пишу.

— Значит, кто-то дает тебе информацию?

— У меня, как у всякого журналиста, есть свои источники.

— Кто?

— Я свои источники не раскрываю.

— Так и думал, что ты это скажешь, — произнес Баум спокойно, — А жаль. Я-то рассчитывал тебя сегодня же домой отпустить.

— За что меня контрразведке держать?

— Очень просто. Нам не нравится то, что ты пишешь. И мы склонны думать, что ты так или иначе нарушаешь закон. Во всяком случае, я вами интересуюсь, господин Моран. В общем смысле.

— Быть такого не может. Я же не шпион.

— Готов согласиться, но мой интерес от этого не меньше. — Баум вытащил из стола газетную вырезку со статьей о министре, — Объясни, как это тебя угораздило такое написать?

Моран бросил взгляд на статью:

— Кто сказал, что это я писал?

— В редакции сказали.

Моран явно был ошарашен. Помолчал, собрался с мыслями:

— Без комментариев.

Баум снова вздохнул огорченно:

— Не даешь комментариев — не идешь домой.

— В конце концов придется меня отпустить, — сказал Моран, — И ничего я вам не скажу. А когда окажусь дома, то опубликую историю моего ареста, этот наш разговор, ещё и официальную жалобу подам в гильдию журналистов, всем расскажу. Даже контрразведке не позволено манипулировать прессой — у нас пока ещё демократия. Так что советую отпустить меня поскорее — чем дольше меня удерживаете, тем длиннее будет моя статья.

— Господи, — ахнул Баум, — Теперь я вижу, какую ошибку мы допустили!

— Вот именно!

— Ошибка в том, что надо было такого интересного человека раньше забрать. Ты-то нам и нужен — мы в данный момент как раз проводим одно расследование… Я распоряжусь, чтобы тебя устроили поудобнее, ужин с вином и всякое такое. Сочиняй свои статейки в наилучших условиях.

— Если бы не все эти твои замысловатые комбинации, то мы бы уже могли принять какое-то решение…

Альфред Баум сидел в начальственном кабинете на неудобном жестком стуле, перед ним стояла чашка кофе. Он поскреб в затылке и улыбнулся:

— Вся эта история состоит из комбинаций. Может, и замысловатых, но вы же меня знаете: мне самому нравятся простые методы, если только они годятся. К сожалению, в данном случае никаких простых ответов мы пока не добились.

— Слушаю, — поторопил своего заместителя Вавр.

— Значит, что у нас имеется? Котов — человек, который мне не нравится, но, похоже, настоящий перебежчик, не внедренный. Таков вывод, к которому я пришел весьма неохотно, но деваться некуда. Что из этого следует? Его показания — фальшивка, сфабрикованная, вероятно, на Востоке — но это всего лишь предположение. Итак, вопрос первый, самый простой: передает ли данный перебежчик чью-то чужую ложь сам того не ведая или он провокатор, посланный КГБ, чтобы выполнить задачи, о которых мы поговорим чуть позже? Я думаю, мы должны учитывать обе возможности, а не позволять себе увлечься простейшей идеей: будто бы перед нами — засланный КГБ субъект, который знает, что делает.