Дафна дю Морье - Ребекка

— Все в порядке. Я сказал ей честно, что, по-моему, ее приезд вряд ли чем-нибудь поможет. Что вы не хотите видеть никого, кроме миссис де Уинтер. Она спрашивала, на когда назначено дознание, я сказал, что это еще окончательно не решено. Но нам вряд ли удастся помешать ей прийти, если об этом будет в газетах.

— Проклятые репортеры, — сказал Максим.

— Не спорю, — сказал Фрэнк, — нам всем хочется свернуть им шеи, но надо и их понять. Им же надо заработать на хлеб, их статьи — их средство к существованию. Если они не раздобудут материал, редактор, возможно, выгонит их в три шеи. Если выпуск будет плохо расходиться, владелец газеты, возможно, уволит редактора. А если газета вообще перестанет пользоваться спросом, хозяин потеряет все свои деньги. Вам не надо ни встречаться, ни разговаривать с ними, Максим. Я все это сам сделаю. Вам надо подумать как следует об одном: что вы покажете в суде.

— Я знаю, что мне говорить, — сказал Максим.

— Конечно, знаете, но не забывайте, что дознание будет проводить Хорридж. Въедливый старикашка, вечно цепляется к мелочам, совсем не относящимся к делу, лишь бы показать присяжным, что он добросовестно исполняет свои обязанности. От него легко не отвяжешься. Надо запастись терпением. Плохо, если он выведет вас из себя.

— Какого дьявола мне выходить из себя? Мне не из-за чего выходить из себя.

— Конечно, нет. Но я бывал на таких дознаниях, там так легко разнервничаться и вспылить. Зачем вам его против себя восстанавливать?

— Фрэнк прав, — сказала я. — Я знаю, о чем он говорит. Чем быстрее и глаже все это пройдет, тем легче для всех. А когда это несчастное дознание окончится, мы забудем о нем, выкинем из головы, и все остальные тоже. Правда, Фрэнк?

— Да, конечно, — сказал Фрэнк.

Я все еще избегала глядеть ему в глаза, но была больше, чем раньше, уверена, что он знает правду. Всегда знал ее. С самого начала. Я вспомнила, как впервые встретила его в тот день, когда он и Джайлс с Беатрис приехали к ленчу — в мой первый день в Мэндерли, и Беатрис не очень тактично заговорила о здоровье Максима. Я вспомнила, как спокойно Фрэнк перевел разговор, как спокойно и незаметно он всегда приходил на помощь Максиму, если возникали какие-нибудь трудности. Его странное нежелание говорить о Ребекке, его забавная, чопорная, напыщенная манера разговора, стоило ему подумать, что я могу преступить черту. Теперь мне все было ясно. Фрэнк знал, а Максим не догадывался об этом. И Фрэнк не хочет, чтобы Максим догадался. Так мы и стояли втроем, глядя друг на друга, отгородившись барьерами.

Звонки нас больше не тревожили. Всех соединяли с конторой. Нам оставалось только ждать до среды.

Я ни разу не видела миссис Дэнверс. Каждое утро, как обычно, мне приносилось меню. Я ничего в нем не меняла. Я спросила о ней Клэрис. Та сказала, что миссис Дэнверс делает все, как раньше, только ни с кем не разговаривает. Ест одна в своей комнате.

Клэрис сгорала от любопытства, но не задавала мне никаких вопросов, а я не собиралась ничего с ней обсуждать. Разумеется, на кухне ни о чем другом не говорили, и в поместье, и в сторожке, и на фермах. И уж, конечно, в Керрите. Мы оставались в Мэндерли, выходили только в прилегающий к дому сад. Даже по лесу не гуляли. Погода все еще не переменилась. По-прежнему было жарко и душно. В воздухе пахло грозой, белое низкое небо было чревато дождем, но он все не шел. Я чувствовала его запах, запах дождя, заключенного в тучах низко над головой. Дознание было назначено на среду, на два часа дня.

Ленч подали без четверти час. Пришел Фрэнк. Беатрис, слава Богу, позвонила, что ей никак не выбраться. Роджер приехал домой с корью, у них карантин. Да здравствует корь! Не думаю, что Максим вынес бы, если бы она сидела сейчас с нами, а потом осталась на ночь, прямодушная, встревоженная, любящая, но беспрестанно о чем-то спрашивающая. Вопрос за вопросом.

Ели мы торопливо, не замечая вкуса. Вряд ли обменялись двумя словами. У меня снова засосало под ложечкой. Я не могла есть. Не могла ничего проглотить. Наконец, к моему облегчению, эта комедия кончилась. Максим вышел, и вскоре с подъездной аллеи донеслось тарахтение мотора. Этот звук успокоил меня, заставил овладеть собой. Он значил, что мы выезжаем, что, наконец, мы начнем действовать. Не просто сидеть в Мэндерли. Фрэнк ехал следом за нами. Максим вел, всю дорогу я держала руку у него на колене. Он выглядел спокойным. Совсем не нервничал. Так едут в больницу. С кем-нибудь, кому предстоит операция. И не знают, каков будет исход. Пройдет ли она успешно. Руки у меня были холодные как лед. Сердце билось странными неровными толчками. Дознание должно было производиться в Лэньоне, городке в шести милях за Керритом. Мы оставили машины на большой, мощенной булыжником площади у рынка. Там уже стояли машины доктора Филлипса и полковника Джулиана. И другие машины. Я видела, как проходившая мимо женщина уставилась на Максима, затем подтолкнула локтем спутницу.

— Я, пожалуй, посижу лучше здесь, — сказала я. — Не пойду с вами внутрь. Я передумала.

— Я не хотел, чтобы ты сюда ехала, — сказал Максим. — Был против с самого начала. Было бы куда лучше, если бы ты оставалась в Мэндерли.

— Нет, — сказала я. — Нет, мне будет здесь хорошо.

Подошел Фрэнк, заглянул в окошечко.

— Разве миссис де Уинтер не идет с нами? — спросил он.

— Нет, — сказал Максим. — Она хочет побыть в машине.

— Я думаю, она права, — сказал Фрэнк. — С какой стати ей вообще там быть? Мы скоро вернемся.

— Не беспокойтесь, — сказала я.

— Я займу для вас место, — сказал Фрэнк, — на случай, если вы передумаете.

Они ушли, а я осталась в машине. Магазины были уже закрыты — среда. У них был одинаково серый и скучный вид. Прохожих почти не было видно. Лэньон не курорт — слишком далеко от моря. Я сидела, глядя на пустые магазины. Шли минуты. Что они там делают сейчас — коронер, Фрэнк, Максим, полковник Джулиан? Я вышла из машины и стала ходить по рыночной площади. Подошла к одной из витрин, заглянула внутрь. Снова принялась ходить взад-вперед. Я заметила, что за мной с любопытством следит полисмен. Свернула на боковую улочку, чтобы скрыться от него.

И тут я обнаружила, что, сама того не замечая, иду к зданию, где производилось дознание. Точное время начала мало кому было известно, поэтому у входа, к моему облегчению, не стояла толпа, как я ожидала. Здание казалось вымершим. Я поднялась по ступенькам и остановилась в дверях.

Откуда-то возник полисмен.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил он.

— Нет, — сказала я, — нет.

— Здесь нельзя ждать, — сказал он.

— Извините, — сказал я и пошла обратно к ступеням, ведущим на улицу.

— Прошу прощения, мадам, — сказал он, — вы не миссис де Уинтер?