Гордон Рис - Мыши

Я первой нарушила молчание.

— Как ты думаешь, кто-нибудь слышал выстрелы, мам? Они были такими громкими!

Мама лишь буркнула что-то неопределенное. Она кружила возле огромной туши, что лежала посреди гравийной аллеи, напоминая выброшенного на берег кита. Должно быть, шантажист умер еще до столкновения с землей, потому что даже не выставил вперед руки, пытаясь предотвратить падение, и они оказались погребенными в многочисленных складках его живота.

Мама опустилась на колени и приложила два пальца к его шее.

— Пульса нет, — произнесла она тихо, словно не хотела будить его. — Он мертв.

Я не шелохнулась. Я знала, что нужно как можно скорее убрать труп, чтобы его не увидели с дороги, но мне хотелось еще немного отдохнуть. Мне было необходимо восстановить дыхание, да к тому же осознать случившееся. Иначе я не была уверена в том, что смогу избежать нервного срыва. А ведь еще предстояло избавиться от трупа, избавиться от машины.

— Как странно, — услышала я мамин голос.

— Что такое? — спросила я, подняв голову.

— Иди сюда. Помоги мне перевернуть его.

Я нехотя встала и подошла к ней. Она склонилась над трупом и взяла его за правое плечо, я схватилась за серые «треники», и мы вместе потянули. В какой-то момент нам пришлось поднапрячься, но как только мы повернули тело под определенным углом, оно легко перевалилось на спину. Я судорожно стала вытирать руки о халат, убежденная в том, что дотронулась до чего-то влажного.

Очки толстяка слетели и валялись на гравии, а без них его лицо выглядело совсем другим, голым, бесцветным. Его глаза были закрыты, и смерть стерла с лица налет злобы, которая искажала его, когда он кричал на нас. Сейчас оно было спокойным, умиротворенным. Это было лицо любимого дядюшки, вечного шутника и балагура, разлегшегося на диване после сытного воскресного обеда. Накачанные руки были вытянуты по бокам, и я подумала о бесцельно потраченных часах, когда их тренировали в спортзале, готовили к тому, чтобы они пробивали двери, а вот в критический момент они оказались беспомощными, и их поднимали в воздух лишь для того, чтобы сдаться.

Я не чувствовала ничего, абсолютно ничего, пока смотрела на труп шантажиста. Ни вины. Ни жалости. Ни сожаления. Он не был человеком, о котором можно было бы скорбеть, он был всего лишь проблемой, которую надо было устранить. Теперь мы должны были придумать, как избавиться от его огромного тела и машины — невероятно, нам предстояло избавиться от развалюхи бирюзового цвета во второй раз.

— Крови нет, — пробормотала мама, скорее обращаясь к себе, а не ко мне.

— Хм?.. Что значит «нет крови»? Кровь должна быть.

— Посмотри сама. Крови нет. И нет раны от пули.

Она была права. Его голова, которую пуля должна была разорвать, была целехонька. Желтая майка заляпана жирными пищевыми пятнами, присыпана грязью, но на ней не было ни капли крови. Если не считать маленькой царапины на подбородке и ссадины на лбу, полученных при падении, на теле не было ни одной раны.

Я хотела что-то сказать, но мама уже поднялась и медленно побрела по гравийной дорожке.

— Ты права, — крикнула я ей вслед, ничего не понимая. — На нем ничего нет!

— А теперь посмотри сюда! — Мама стояла у правого столба ворот и показывала наверх. Прямая линия кромки ворот была нарушена, как будто выщерблена.

— Должно быть, я опять промахнулась, — изумленно произнесла она. — Поразительно. Это с двух-то дюймов!

Она вернулась к трупу и, нагнувшись, подняла очки шантажиста, которые оказались лишь поцарапанными.

— Тогда что же его убило? — спросила я, когда она вновь встала рядом со мной.

— Что его убило? — Мама рассмеялась сухим, невеселым смехом. — Мы убили его, Шелли. Мы запугали его до смерти. Похоже, у него случился обширный инфаркт, но это то же самое, что смерть от моей пули, — в глазах закона это все равно убийство.

Мы запугали его до смерти. Мы запугали до смерти монстра с короткими руками-убийцами. Это наполнило меня странным удовлетворением и гордостью, которые я готова была смаковать, но мысль о том, что ожидало нас впереди — избавление от трупа, от бирюзовой машины, — затмила поселившуюся было во мне радость.

— Надо бы убрать его отсюда, — сказала я. — Мало ли кто проедет мимо…

— Да, пожалуй.

Я обошла тело и нагнулась, чтобы взять его за ногу, но мама нежно тронула меня за плечо, призывая остановиться:

— Он слишком тяжелый, чтобы его тащить, Шелли. Давай подгоним машину и отвезем его к дому.

Погрузить мертвое тело толстяка в машину оказалось нелегко. Весил он, должно быть, килограммов девяносто, а то и все сто, и, хотя нам удалось поднять его с земли, проблема заключалась в том, чтобы уложить его на заднее сиденье, прежде чем он станет таким тяжелым, что нам снова придется класть его на землю. После нескольких неудачных попыток мы решили, что маме придется самой сесть на заднее сиденье, держа его голову у себя на коленях, а потом вместе с ним продвигаться вглубь, в то время как я буду держать его за ноги. Мне пришлось отвернуться, чтобы не вдыхать запах мочи, исходящий от его штанов. Когда его тело наполовину оказалось в машине, мама выбралась из-под его инертной желатиновой массы, извиваясь, как насекомое, попавшее в банку с джемом, и вышла через другую дверь. Я толкала тело вперед с одной стороны, мама тянула его на себя с другой, и наконец мы смогли уложить тело толстяка на заднее сиденье.

Мама очень беспокоилась, как бы мы не поранили его голову или ноги, закрывая боковые двери, и долго возилась, пытаясь примостить его конечности. В конце концов мне пришлось перегнуться с пассажирского сиденья и придерживать его ноги, пока она не захлопнет дверь.

До дома было рукой подать, но мы обе автоматически пристегнулись ремнями безопасности. Комичность ситуации заставила меня расхохотаться вслух — я представила себе, как мы смотримся, две законопослушные гражданки, отправляющиеся в пятнадцатисекундное путешествие, в то время как на заднем сиденье перекатывается труп только что убитого нами мужчины.

Мама припарковала «эскорт» на том же месте, где он и стоял, прямо перед машиной шантажиста.

Она заглушила двигатель, и в воцарившейся тишине я спросила:

— Что мы будем с ним делать, мама?

Она, казалось, была совсем далеко, погруженная в свои мысли, и я ошибочно истолковала ее молчание как растерянность.

— У меня есть идея! — взволнованно произнесла я. — Как насчет шахты? Мы могли бы погрузить толстяка в его же машину, а потом столкнуть ее в шахту. Она ведь поместится там, правда?

— У меня есть идея получше, — бесстрастно произнесла мама и повернулась ко мне. — Но мы должны действовать быстро . — Она посмотрела на часы и закусила нижнюю губу. — Если мы промедлим, дело не выгорит. — Она пристально посмотрела мне в глаза, положа руку мне на колено: — Я хочу, чтобы ты сделала в точности то, что я скажу, Шелли. Ты понимаешь? В точности то, что я скажу.