Гордон Рис - Мыши

Я считала дни до окончания учебного года, и вот наконец — наконец! — наступили летние каникулы, мое спасение.

В конце июля мы с мамой покинули клаустрофобную серость семейного дома и отправились на каникулы — нас ожидали две недели в коттедже, на полном самообслуживании, в Озерном крае. Мы были вознаграждены чудесной погодой. Бродили по горам, взяли напрокат велосипеды и ездили по размеченным туристическим маршрутам, купались в озерах. Мы гуляли по милым деревушкам, осматривая древности и балуя себя сливочными рожками с джемом в тихих, как библиотеки, чайных.

По вечерам мы вместе готовили себе роскошные блюда, читали часами. Мама проштудировала всю имевшуюся в коттедже библиотеку, зачитывая мне вслух самые смешные пассажи. Я читала пьесу «Макбет», по которой мне предстояло сдавать экзамен в следующем году, методично выписывая все незнакомые слова в специально купленную для этого тетрадку. Я невольно представляла себе трех ведьм с лицами Терезы, Эммы и Джейн — «омерзительных старух», которые жестоко вторглись в мою жизнь так же, как в жизнь Макбета. Но какую судьбу, спрашивала я себя, уготовили для меня мои три ведьмы? Читая дальше, я с удивлением узнала, что это леди Макбет подстроила убийство короля Дункана, а вовсе не сам Макбет, как думала я, и мне в голову закралась мысль (в свете того, что со мной сделали «лучшие подруги»), что женщины не такой уж слабый пол. В самом деле, не женщины ли более кровожадные существа?

Бывали дни, когда я начисто забывала о Терезе, Эмме и Джейн, об их оскорблениях, издевательствах и побоях; забывала и об отце, который ушел из моей жизни так не вовремя, ведь именно сейчас он был нужен мне. Когда мы с мамой купались в озере, хихикая и взвизгивая от холода в ледяной воде, или когда я следом за ней взбиралась по горной извилистой тропке и нервные коровы при нашем приближении медленно поднимались с колен, я действительно забывала болезненные перипетии своей жизни и была счастлива.

Но очень скоро снова наступил сентябрь. Чем ближе был первый школьный день, тем беспокойнее становилась я, у меня часто болела голова и бил озноб. Стоило мне подумать о школе, и в животе разливалась горячая боль. У меня пропал аппетит, и за столом мне приходилось бороться с тошнотой, заставляя себя съесть все, что было на тарелке, чтобы мама ничего не заподозрила. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Не могла прочесть и двух строчек.

Ночь накануне начала учебного года выдалась бессонной, я все пыталась подготовить себя к тому, что ждало меня впереди. Следующий год был годом экзаменационным. Если бы я успешно сдала экзамены, то могла бы остаться в школе и серьезно готовиться к поступлению в университет. Я была уверена, что известные девочки не собираются продолжать учебу и уйдут из школы сразу после экзаменов. Значит, мне нужно было продержаться всего один год ( затаиться в надежде, что меня не увидят, а потом спешно юркнуть в норку) , и моим мучениям придет конец. Я была уверена, что год я выдержу.

Мне даже приходила в голову мысль, что, возможно, травля и вовсе закончится, что долгие летние каникулы сыграют роль заградительного щита, способного сбить даже самый сильный лесной пожар. В конце концов, им ведь тоже предстояло сдавать экзамены, и, если даже у них в планах не было продолжать учебу, им все равно нужны были хорошие оценки, чтобы получить приличную работу. Может, так случится, что они будут куда больше озабочены своими проблемами и я стану им неинтересна. Кто знает, может, и травля поутихнет. А то и прекратится вовсе. Может быть…

Разумеется, я ошибалась. Издевательства возобновились в первый же день нового учебного года. Более того, впечатление было такое, будто за время каникул они изголодались по жестокости и теперь пытались наверстать упущенное.

Травля стала еще более изощренной.

Я прилежно заносила фронтовые сводки с полей сражений в свой дневник — дневник, который во время летних каникул оставался девственно-чистым.

Сентябрь. Тереза ударила меня по лицу кулаком в туалете. У меня хлынула кровь из носа, и я никак не могла ее остановить. Маме сказала, что упала в коридоре… потом они держали меня, а Тереза сорвала с меня блузку и лифчик и снимала меня на мобильник. Она сказала: «Твои уродливые сиськи будут красоваться в „Ютьюб“»… они прижали меня к стене и по очереди плевали мне в лицо.

Октябрь. Тереза ударила меня по голове сумкой, когда я пила воду из фонтана. Во рту остался сильный порез от крана… они поджидали меня после уроков и избили за углом школы. Тереза уселась верхом на меня и пукала прямо в лицо. Когда я пришла домой, меня два раза стошнило. Успела все убрать до прихода мамы…

Но после того, что случилось в том же октябре, у меня уже не осталось сомнений в том, что я не продержусь целый год — не продержусь даже первый семестр.

Как-то утром, после перемены, я стала замечать странный запах вокруг моей парты — какой-то кисловатый, но постепенно он становился все более навязчивым. Я чувствовала его и по дороге домой, и у меня возникло подозрение, что он исходит из моей спортивной сумки. Дома я сразу же вывалила содержимое сумки на пол — может, полотенце осталось влажным или я просмотрела грязный носок или что-то еще. Но моя физкультурная форма не пахла. Я обыскала сумку, залезла в каждый кармашек, но так ничего и не нашла. Я терялась в догадках. Тошнотворный запах по-прежнему витал вокруг меня.

Я потянулась к кроссовкам, проверить, не испачканы ли подошвы, и тут из одного ботинка что-то выпало и плюхнулось на мою голую ногу. Когда я увидела выпученные слепые глаза, раскрытый клюв, проступающие под розовой сморщенной кожей вены, я в ужасе закричала, судорожно засучила ногами, пытаясь стряхнуть на пол мерзкий комок. Я забилась в угол и сидела там, сотрясаясь от безудержных рыданий, раскачиваясь взад-вперед, как лунатик. Прошло много времени, прежде чем я смогла немного успокоиться и заставила себя взять дохлого воробушка и вынести его на улицу в мусорный бак.

И вот тогда я поняла, что они победили; поняла, что больше не вынесу страха, боли и унижений.

Как-то вечером я сидела в своей комнате и как бы со стороны оценивала происходящее. Даже если бы мне каким-то чудом удалось набраться смелости и заложить их, мое положение стало бы еще хуже, в этом я не сомневалась; да, директор вызвал бы их к себе, но они бы все отрицали. У меня ведь не было прямых доказательств (никто из одноклассников не пошел бы против них), и вышло бы мое слово против их слова. А без доказательств директор, человек слабый и апатичный, к тому же панически боявшийся испортить репутацию школы, не предпринял бы никаких действий. Если бы я выдала обидчиц, то дала бы им повод преследовать меня с еще большим остервенением. К тому же было слишком поздно переходить в другую школу, когда до выпускных экзаменов оставалось всего два семестра. Даже уйди я в другую школу, ничего бы не изменилось: они ведь знали, где я живу.