Кеннет Харви - Жертва

— Не уходи от разговора, — сказала она, резко вскидывая на него глаза, как будто что-то имела в виду.

— О чем ты? — Он сделал еще глоток и сел на мягкий диван из воловьей кожи.

— О Бартлеттах.

Грэм откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза.

— Да брось, Триш. Ты же знаешь, что я думаю о Рене и Питере. Такая же скучная торонтская пара, как все остальные.

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Он взглянул на нее. Она была очень красива: шелковистые волосы медового цвета и гладкая кожа после пластической операции, сделанной в тридцать четыре года, чтобы у нее на лице не было ни одной морщинки. В ее движениях чувствовалось породистое изящество, когда она вышла из-за барной стойки и села напротив него в английское кресло.

— Садись поближе, — сказал он, похлопывая по дивану рядом с собой.

Триш посмотрела на его руку, хотела было сказать что-то, но молча поднялась и послушно пересела к нему.

— Что случилось? — Он обнял ее за плечо, и она уставилась на него сердитым взглядом. — Что происходит?

— Это ты мне скажи, — огрызнулась она.

— Я не знаю. — Он выпрямился и убрал руку с ее плеча. — Кажется, это у тебя какие-то проблемы.

— А, прекрасно.

— Что? Ладно, Триш, прекрати эти игры.

Он глотнул виски, глядя, как ее взгляд перебегает по комнате до двери в коридор, тускло и мягко до прозрачности освещенный отсветами люстры из прихожей.

— Грэм, я задам тебе только один вопрос. — Она бросила на него быстрый взгляд. Дурной знак.

— Какой?

Триш неторопливо сделала глоток из своего стакана.

— Я была у тебя в библиотеке. — У нее чуть задрожал и чуть не сорвался голос. Она отвела взгляд и откашлялась.

— И что?

— Я видела кассету.

— Какую кассету? — Он выпрямился и наклонился вперед, чтобы поставить стакан на стол из твердого дуба, освобождая руки.

— С девушкой.

— Мне дал ее один приятель. Я еще ее не смотрел. Что-то интересное?

— Интересное? — На ее лице появилось свирепое выражение.

Он покачал головой, изображая полную невинность.

— Да в чем дело?

— Откуда ты ее взял?

Слезы выступили у нее на глазах. Рука, которой она подносила стакан к губам, затряслась, она неловко заерзала на диване, отодвигаясь от него.

— Да что случилось, Триш? — Он взял ее за руки.

— Ее мучили. Грэм, ее замучили и убили. — Она смотрела на его руки и держала стакан обеими ладонями. — Если вдруг тебе это не известно.

— В каком смысле?

— Я не могу выразиться яснее. — Она отодвинулась от него и встала. — Ты не смотрел?

— Нет. — Он встал и хотел было подойти к ней, но она попятилась прочь. — Что случилось?

— Это было ужасно.

У Триш на глазах уже выступили слезы, она со стуком поставила стакан на кофейный столик, и виски выплеснулось на дубовую столешницу. Потом она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Грэм знал, что теперь сумеет ее утешить. Он подошел к жене, обнял ее и прошептал:

— Тихо, тихо. Все хорошо, Триш.

— Это ужасно, — всхлипывала она ему в плечо.

— Я выброшу эту кассету, если она такая ужасная.

Она заговорила сквозь муку, которая начала проясняться:

— Я уже ее выбросила. Я не могу позволить, чтобы эта вещь находилась в моем доме, когда здесь Кимберли. В одном доме с ней.

— Выбросила? — Выбросила оригинал, единственную запись с самым четким изображением, самым резким фокусом, самым ясным звуком. — Куда?

— В каком смысле? — Она отняла голову от его плеча, услышав удивление в голосе мужа, слезы замерли на глазах. — Выбросила, и все. — Она вытерла глаза, жирно размазав тушь. — А что такого? — Она поймала его взгляд, и ей не понравилось то, что она в нем увидела, до нее начало доходить. — Ты все знал, правда? Ты знал.

— Нет, Триш, послушай, просто это не моя кассета. Она принадлежит одному очень влиятельному человеку. Он одолжил ее мне. Я должен ее вернуть, или у меня будут неприятности.

— О ком ты говоришь?

— Я не могу тебе сказать.

— Кто это, ради бога, кто?! — закричала она. — Грэм, я твоя жена!

— Триш, тише. — Он оглянулся на лестницу. — Кимберли спит.

— Говори, — потребовала она, уже тише процедив сквозь плотно стиснутые зубы.

— Питер Бартлетт, — соврал он, убивая двух зайцев одним выстрелом. Больше не надо будет морочить себе голову приглашением на ужин к этой парочке скучных пожилых историков. — Не надо было тебе говорить.

— Питер. — Триш медленно покачала головой. — Нет, я не могу в это поверить.

— Да, это он.

— Нет.

— Во что только не ввязываются люди, с виду никогда не подумаешь. Неужели все настолько ужасно? Я хочу сказать, это что, все по-настоящему или постановка?

Триш уставилась на него.

— Надо позвонить в полицию. Такой тебе нужен ответ? Вот насколько это по-настоящему.

— Но ты же уничтожила улику.

— Нет, я только сказала… потому что я подумала, что она твоя. Я спрятала ее в подвале. Заперла в старом бабушкином чемодане.

Он покачал головой. Игры, с облегчением сказал он про себя, его ум сразу начал придумывать новый план, он постоянно что-то придумывал, находчиво перемешивал мысли, перегруппировывая их в связи с новыми событиями. Это характерное свойство любого первоклассного бизнесмена.

— Я не хочу, чтобы к нам в дом приходила полиция, — заявил ей Грэм. — Я оставлю кассету в полицейском участке с запиской о том, кому она принадлежит.

— Ты прямо сейчас это сделаешь? — Триш вытерла слезу в уголке глаза, как будто ее беспокойство уже слегка улеглось и больше уже не нужно было плакать.

— Да, конечно. Сходи за кассетой.

— Ты сейчас поедешь?

— Да. — Он дотронулся до ее щеки, стер широкий след от слезы большим пальцем, потом поцеловал влажную кожу.

— Не хочешь сначала посмотреть?

— Это вряд ли. Если все так ужасно, как ты говоришь, я лучше обойдусь.

— А я думаю, ты должен посмотреть. Ты не поверишь, насколько все это жутко и страшно.

— Мне правда совсем не хочется, — сказал он ей, ожидая, что она будет его умолять, просить, чтобы он разделил вместе с нею ношу ее горя.

— Ты должен тоже ее посмотреть. Я не хочу, чтобы у меня одной в голове бродили эти картинки.

В примерочной кабинке Дженни надела платье. Оно в какой-то степени сняло с нее налет дешевизны, которой с избытком хватало в ее характере, но неряшливые волосы с белесыми прядями и плохо наложенная косметика выдавали ее, выдавали в ней самозванку.

Ньюлэнд купил платье, заплатив наличными, и велел Дженни его не снимать, потом отвел ее в магазин белья напротив, где сам выбрал комплект, совершенно белый, весь в замысловатых кружевах. Потом они отправились за туфлями, уехали из Харборфронта, проехали вверх по Янг-стрит и припарковались у «Итон-центра». Дженни обрыскала магазины, она примеряла туфли, вышагивала по застеленному ковролином полу, улыбаясь в зеркала и потом взглядывая на Ньюлэнда, ища одобрения, чувствуя себя Золушкой, которая пытается найти пару идеально сидящих туфель, чтобы она придала ей походку принцессы.