Роберт Ладлэм - Парижский вариант

Чичьоне оглянулся, по очереди встречаясь взглядами со своими коллегами, пока наконец не покачал головой.

— Думаю, я могу от лица всех нас заявить, что покуда нет таких доводов, которые смогли бы убедить нас, генерал. Мне очень жаль, но континент еще попросту не готов к подобным переменам.

Все разом обернулись к генералу Биттриху. Тот так и продолжал вглядываться в лицо своего французского коллеги.

— Что касается недавней хакерской атаки на спутниковую сеть США, которая так озаботила генерала Лапорта и господ комиссаров, — промолвил немец, — то я полагаю, что американцы вполне способны как справиться с атакой, так и расправиться с теми, кто стоит за ней.

По залу снова прокатился шепоток согласия. Генерал Лапорт только улыбнулся.

— Возможно, генерал Биттрих, — вполголоса отозвался он. — Вполне возможно.

Серые глаза пруссака внезапно блеснули стальными клинками. Собравшиеся потихоньку двинулись к выходу из зала в роскошную столовую, но генерал не сдвинулся с места.

Только оставшись с Лапортом наедине, он позволил себе подойти к французу:

— Я был потрясен гибелью генерала Мура.

Лапорт скорбно покивал. Его немигающие глазки так и впились в немца.

— Я чувствую себя виноватым, — сознался он. — Такая нелепая смерть. Если бы я не пригласил его на борт «Де Голля»... — Француз выразительно пожал плечами.

— А, в этом смысле? Ja. Вы не помните, что генерал Мур сказал в самом конце встречи? Мне что-то мерещится... он спрашивал, не известно ли вам что-то такое, о чем не знаем мы.

— Да, он высказал нечто в этом роде. Но он, как я ему ответил еще тогда, ошибался. — Зубы Лапорта блеснули в улыбке.

— Разумеется. — Биттрих тоже улыбнулся и двинулся прочь, в соседний зал, где под тяжестью изысканных блюд ломились столы. Но по дороге он прошептал одно только слово: — Возможно...

В окрестностях Шартра, Франция

Домик был современной постройки, но его бревенчатые стены и остроконечная крыша позволяли ему идеально вписаться в величественный ландшафт, раскинувшийся в тени заснеженных Альп. Примостившееся среди благоухающих хвоей сосен шале стояло на крутом склоне, на самом краю окружающих знаменитый картезианский монастырь Ля Гран Шартр полей и лугов. С южной стороны дома открывался прекрасный вид на уходящие в долину склоны, до сих пор испещренные нерастаявшими сугробами и отпечатками оленьих копыт. Здесь, в горах, едва начинала пробиваться из земли молодая трава. С северной стороны вплотную к дому подступал густой сосновый бор.

Для запертой на втором этаже Терезы Шамбор все это было очень важно. Она уже подволокла старинную тяжелую кровать к единственному окну, притулившемуся под самым потолком, и сейчас, злая и несчастная, пыталась взгромоздить на нее пустой комод. В конце концов ей это удалось. Актриса отступила на шаг, оглядела, уперев руки в бока, плоды трудов своих и с отвращением помотала головой. Даже если она встанет на комод, дотянуться до оконной рамы у нее все равно не хватит росту. Она как раз тащила к кровати огромное, троноподобное кресло, когда за ее спиной щелкнул замок.

Эмиль Шамбор застыл на миг с подносом в руках, ошеломленно глядя, как его дочь пытается поднять кресло на комод. Но прежде чем Тереза сообразила спрыгнуть, он поставил обед на столик и запер за собою дверь.

— Ничего не выйдет, Тереза. — Он покачал головой. — Дом стоит на склоне, и окно твоей комнаты выходит на обрыв. Даже если ты сумеешь до него долезть, прыжок с высоты трех этажей тебя убьет. Да и в любом случае окно заперто.

— Очень умно. — Тереза прожгла его взглядом. — Но я все равно убегу и пойду в полицию.

Изборожденное морщинами лицо старого ученого было печально.

— Я надеялся, что ты поймешь. Что ты поверишь мне и присоединишься к нашему крестовому походу, дитя мое. Я полагал, что у меня будет время все тебе объяснить, но тут вмешался этот Джон Смит и заставил меня раскрыться. Эгоистично с моей стороны, но... — Он пожал плечами. — Хотя ты и не присоединишься к нам, отпустить тебя я не могу. Я принес тебе поесть. Лучше не выбрасывай. Скоро нам снова в путь.

Тереза спрыгнула с кровати.

— Присоединиться к тебе? — прошипела она яростно. — Да как ты смеешь? Ты даже сейчас не желаешь объяснить, какого дьявола вы творите! Я вижу одно — что ты сотрудничаешь с террористами, негодяями, которые с помощью твоего компьютера намерены погубить тысячи человек! Убийца!

— Мы преследуем благую цель, дитя мое, — ответил Шамбор, не повышая голоса. — И не я сотрудничаю с этими, как ты их назвала, негодяями. Как я уже сказал твоему подполковнику Смиту, это они сотрудничают со мной. Мы с капитаном Боннаром добиваемся совсем иного.

— Так чего же?! Скажи! Если ты хочешь, чтобы я поверила тебе, доверься мне и ты!

Отступив к двери, Шамбор остро глянул на дочь, пронизывая ее взглядом, словно рентгеновским лучом.

— Возможно, позже. Когда все закончится и мы изменим грядущее. Тогда ты увидишь, поймешь и похвалишь меня. Но не сейчас. Ты еще не готова. Я ошибся.

Он выскользнул в приотворенную дверь и торопливо запер ее за собой.

Выругавшись, Тереза снова полезла на кровать, оттуда — на комод, с него — на кресло, придерживаясь за стену, когда мебельная пирамида начинала шататься, не дыша до тех пор, пока гора под ее ногами не замирала вновь. В конце концов она, набравшись храбрости, выпрямилась. Сумела!

Она выглянула в окно. Сначала посмотрела вдаль, потом, охнув, — вниз. Отец не соврал: до земли было слишком далеко, и склон сразу от фундамента круто уходил вниз. Тереза едва глянула на ошеломительный вид, на сбегающие в долину холмы и вздохнула. Подергала ради проформы оконную раму, но та держалась как влитая — на каждой защелке стоял навесной замочек. Возможно, актрисе и удалось бы их сбить чем-нибудь, но даже открой она окно — не прыгать же с такой высоты! Этим путем не сбежать.

Тереза с тоской окинула взглядом прелестный пасторальный пейзаж за окном. Вдалеке величаво темнел среди зеленеющих полей картезианский монастырь одиннадцатого века. Значит, они недалеко от Гренобля. Актриса ощущала себя птицей в клетке. Ее крылья подрезаны. Но она все же не птица. Она женщина, и притом практичная. Чтобы остановить безумные планы отца, ей потребуются все ее силы. Кроме того, она очень проголодалась. Осторожно спустившись на кровать и спрыгнув на пол, она подтащила поднос вместе со столиком ко второму креслу — сплошь резное дерево и расшитая обивка. В тарелке оказалось густое крестьянское рагу, из капусты, картошки, свинины и кролика, а к нему — ломти темного, плотного хлеба, который Тереза накрошила прямо в соус, и кувшин красного вина, легкого и ароматного божоле.