Роберт Ладлэм - Заговор Кассандры

— Мы остановили свой выбор на Индонезийском архипелаге, — сказал Клейн. — Воцарившийся там хаос полностью остановил входящие и исходящие транспортные потоки. Там не осталось туристов, и Джакарта выдворила из страны всех зарубежных журналистов. Мы пустим слух, будто бы там вспыхивают локальные эпидемии оспы и что вирус может распространиться на более обширные территории, если не сдержать его натиск. Отсюда и потребность в массовом производстве вакцины в столь сжатые сроки.

Смит обдумал его слова.

— Звучит разумно, — сказал он наконец. — Большинство государств относятся к нынешнему индонезийскому режиму крайне отрицательно. Однако подобные слухи породят панику.

— Тут уж ничего не поделаешь, — отозвался Клейн. — Тот, кто похитил оспу, пустит ее в ход в самое ближайшее время — это вопрос недель, если не дней. Как только мы выследим и захватим заговорщиков и вирус, можно будет заявить, что первоначальный диагноз оказался ошибочным и что это была не оспа.

— Дай-то бог, чтобы получилось именно так. Смит повернулся и увидел входившего в комнату Кирова в гражданском. Облик русского изумил его. Подтянутый моложавый генерал превратился в потрепанного типа в заношенном костюме из магазина готовой одежды. Его галстук и рубашку на груди покрывали пятна кофе и остатки пищи, а туфли на тонкой подошве и дешевый кейс были исцарапаны. Длинные пряди парика были спутаны и всклокочены. Умело наложенный грим придал его глазам алкоголическую красноту и подчеркнул темные мешки под ними. Киров вошел в образ человека, при взгляде на которого чувствуешь неловкость. Во всем его образе сквозили отчаяние и безнадежность — типичные черты опустившегося коммивояжера, которому не место среди удачливых энергичных людей, живущих и работающих в шикарном районе вокруг Дюпон-Серкл.

— Передайте мои поздравления вашему гримеру, генерал, — сказал Смит. — Даже я не узнал вас с первого взгляда.

— Будем надеяться, что Берия повторит вашу ошибку, — со всей серьезностью ответил Киров.

После происшествия в “Биоаппарате” он убедил российского премьера отправить его в Штаты помогать американским коллегам в поисках Берии. Клейн решил, что Киров, который прожил в Вашингтоне год и хорошо знал районы с этническим населением, может принести неоценимую пользу. Он объяснил это президенту, и тот, найдя общий язык с Петренко, разрешил Кирову въехать в страну.

Однако жесткий, ясный взгляд Кирова подсказывал Смиту, каковы истинные причины его приезда. Кирова предала женщина, которую он любил и которой доверял. Ее подкупили неведомые силы, связанные с убийцей, которому удалось ускользнуть от Кирова, и он жаждал возмездия, стремясь восстановить свою честь офицера.

— Как вы собираетесь действовать, Джон? — спросил Киров.

— Мне нужно заехать домой, — ответил Смит. — Как только вы устроитесь, мы сможем отправиться в Дюпон-Серкл.

Поскольку в российском посольстве не было сведений о приезде генерала, Смит предложил Кирову остановиться в его доме в Бетезде, который отныне становился штаб-квартирой по розыску Берии.

— Вы уверены, что обойдетесь без наружного наблюдения? — спросил Клейн.

При всем доверии к опыту и чутью русского контрразведчика он не хотел выпускать Смита и Кирова на улицы без прикрытия. Смит ездил в Хьюстон проверить, не оставил ли Трелор каких-либо следов, но истинным его намерением было потревожить нити паутины, до сих пор связывавшей Трелора с его соучастниками и хозяевами. Продемонстрировав свою готовность начать расследование там, где он жил и работал, Смит надеялся вынудить хозяев Трелора пуститься за ним в погоню... Иными словами, выманить Берию из берлоги.

— Мы не можем позволить, чтобы Берия заметил слежку, сэр, — сказал Смит.

— Господин Клейн, — заговорил Киров, — я понимаю и разделяю вашу тревогу. Но обещаю вам, что с Джоном ничего не случится. У меня есть серьезное преимущество перед теми людьми, которых вы собирались отрядить нам в помощь. Я знаю Берию. Я разоблачу его, даже если он маскируется. У любого человека есть характерные особенности и признаки, которые невозможно скрыть. — Он повернулся к Смиту. — Даю вам слово. Если Берия выйдет на охоту и приблизится к вам, мы его возьмем.

Через полтора часа Смит привез Кирова на свое ранчо в Бетезде. Проходя по дому, Киров рассматривал картины, сувениры, предметы искусства народов всего мира. Американец немало попутешествовал на своем веку.

Пока Смит принимал душ и переодевался, генерал устраивался в спальне для гостей. Потом они отправились в кухню. За чашкой кофе они изучали крупномасштабную карту Вашингтона, обращая особое внимание на многонациональный район вокруг Дюпон-Серкл. Поскольку Киров уже был знаком сэтим районом, план действий сложился довольно быстро.

— Мы не договаривались об этом с Клейном, — сказал Смит, когда они собрались уходить. — И все же... — Он протянул Кирову пистолет “зиг зауэр”.

Киров посмотрел на него и покачал головой. Он отправился в спальню и вернулся оттуда с самым обычным на вид зонтиком. Повернув его на сорок пять градусов, он провел пальцем по рукоятке, и из кончика выскочило трехсантиметровое лезвие.

— Я привез его из Москвы, — небрежно бросил Киров. — Клинок смочен ацепрмазином — транквилизатором для успокоения животных. Он способен за считанные секунды свалить медведя весом двести килограммов. К тому же, если меня остановит ваша полиция, зонтик не вызовет подозрений. А объяснить, откуда у меня пистолет, будет куда труднее.

Смит кивнул. Ему предстояло сыграть роль приманки, однако непосредственное задержание преступника должен был осуществить именно Киров. Он был рад, что русский не столкнется лицом к лицу с Берией невооруженным.

Смит положил “зиг зауэр” в свою наплечную кобуру.

— В таком случае приступим. Я дам вам сорокаминутную фору, потом отправлюсь следом.

Пробираясь по улицам словно призрак, Киров внимательно присматривался к потоку пешеходов. Как и многие другие районы, расположенные вблизи центра Вашингтона, Дюпон-Серкл был в последнее время реконструирован. Однако среди современных ресторанов и модных бутиков тут и там попадались македонские булочные, магазины с турецкими коврами, сербские лавки, полки которых ломились от старой медной и бронзовой утвари, греческие харчевни и югославские кофейни. Киров понимал, какую тягу к знакомому окружению испытывает человек, вынужденный действовать в чужой стране, даже если он — безжалостный убийца. Смешение множества народов — именно та обстановка, которая должна привлекать Берию. Здесь он мог найти привычную пищу, послушать музыку, под звуки которой вырос, окунуться в знакомую языковую среду. Киров, который отлично говорил на многих славянских языках, тоже чувствовал себя здесь вполне уверенно.