Джей Брэндон - Волк в овечьем стаде

— Посмотри, кто пришел, — объявила Викки таким тоном, который я прекрасно знал после двадцати пяти лет семейной жизни. Он означал: «Встрепенись, Дэв, мы не одни».

— Привет, папа, — сказал Дэвид скорее озадаченно, чем обрадованно.

Никогда не видел его в смокинге.

— Ты выглядишь почти так же привлекательно, как Виктория, чтобы удостоиться чести сопровождать ее, — сказал я, подавив желание поправить ему галстук и лацканы. Мне следовало что-то добавить, чтобы не молчать. — Собираешься на бал?

Дэвид смущенно улыбнулся.

— Акт благотворительности, в которую нас втянули.

— Он имеет в виду, что я его втянула, — вставила Викки. — Извините, мне надо закончить макияж, иначе мы никогда не выйдем из дому. Простите, Марк.

Я вовремя повернулся, поймав взгляд, который она метнула в сторону Дэвида. Она улыбнулась мне.

— Ничего, я зашел на минутку.

— Предложи отцу выпить, — на прощание бросила Викки.

Дэвид улыбнулся, как маленький мальчик, и протянул мне бокал.

— Вот, осталось чуть-чуть, — сказал он. — Это мой бокал.

Я отказался.

— Спасибо, я только что обедал. Так вы собираетесь куда-то вместе? — сказал я так, будто обращался к знакомым, которых встретил в фойе театра.

— Такое иногда случается, — ответил Дэвид.

От него ничего нельзя было утаить, он был очень сообразителен.

— Рад это слышать. — Я обвел глазами комнату в поисках темы для разговора. Я чувствовал себя неловко. — Может, сыграем как-нибудь в гольф? — внезапно спросил я.

— Не в эти выходные, но возможно, на следующей неделе.

Я кашлянул.

— Ну, это несколько проблематично, у меня на понедельник назначено первое заседание суда. Но так только все завершится, посмотрим…

— И выборы, — добавил Дэвид. У него на лице отразилось удивление с долей высокомерия: мое появление хоть и было полной неожиданностью, но я оправдывал его ожидания.

— О, черт с ними, с выборами, — сказал я. — Возможно, они уже ничего не решат. Но этот суд важен для меня.

Дэвид и не пытался вникнуть в мои опасения. Он кивнул, как будто уже обо всем знал.

Я начал отступать к двери.

— У тебя все в порядке, кроме того, что тебе не хочется ехать на бал?

— Мне все равно, — сказал он.

— Правда? Ты выглядишь очень расстроенным.

— Ты бы с большим удовольствием обнаружил меня в одиночестве? — спросил он.

Я уже подобрался к двери, ведущей в коридор.

— Я просто так зашел, без тайной мысли. Я хотел тебя увидеть. — Как обычно, я ретировался, отражая атаки на бегу. Что бы я ни планировал, мои планы проваливались. Я остановился.

Дэвид насторожился.

— Зачем? — спросил он, невольно выдавая надежду и свою уязвимость.

— Потому что я люблю тебя, Дэвид. Я тревожусь о тебе. Я не испытываю неприязни к Викки. Но она не мой ребенок. Я забочусь о тебе. Если бы ты был счастлив, я бы успокоился. Но при каждой встрече ты либо один, либо кажешься несчастным.

— У меня все хорошо, — настаивал он.

Я смотрел на него. Он не переносил моего пристального взгляда. Он махнул рукой, расплескав содержимое бокала.

— Ты заботишься о том, чего я хочу, — спросил он, — или о своих представлениях о моем счастье?

Я не ответил.

— Я в порядке, — упорствовал он.

Он читал по моему лицу.

— Послушай, — сказал он, взял меня за руку и провел через кухню и заднюю дверь во дворик.

Там росли два ореховых дерева, тень от которых заглушала растительность. Опавшие листья лежали на голой земле.

— Я не должен ничего тебе объяснять, — сказал Дэвид.

— А мне и не нужно объяснений.

— Папа, я счастлив. Я живу той жизнью, которая мне нравится. Может, мы с Викки не любим друг друга, но нам удобно. Мы не цепляемся друг к другу, мы занимаемся своими делами.

Я был в шоке. Не любят? Они были слишком молоды, чтобы разлюбить.

— Но это не брак, — сказал я.

Дэвид вздохнул.

— Нет, это брак. Наш брак.

Я продолжил, подбирая слова:

— Это отношения соседей по квартире. Или… деловых партнеров.

Уязвимость исчезла из взгляда Дэвида. Он смело смотрел на меня.

— Я так представлял себе брак, — сказал он. — Люди живут в одном доме и терпят друг друга. Улыбаются за завтраком, потом погружаются в свои заботы.

Меня покоробило от его откровенности, и я дал ему это понять. Он походил на испуганного парнишку, который врезал своему противнику, но не ожидал, что пойдет кровь. Так что жестокость не была ему свойственна. Я тихо ответил:

— Дэвид, ты не прав. Ты мало видел. Мы с твоей матерью любили друг друга. Господи, мы были влюблены, еще будучи восемнадцатилетними, и больше такой любви в нашей жизни не было. Повторить подобное невозможно. Мы… — Я онемел, вспомнив, какой была Луиза. Юная Луиза. Ее лицо, она смеется, плачет, смотрит на меня. Зеленые поля, густые леса, море. Борьба с одеждой, с пуговицами. Часы, проведенные в молчании наедине, подготовка к экзаменам, молниеносный одновременный взгляд. — Тебя тогда еще не было, Дэвид. Ты не можешь отрицать, что наша любовь существовала. Ты отрекся от прошлого, Дэвид. Куда ты торопишься?

— Я вас видел вместе, папа. Что толку в страстной любви, если она улетучилась бесследно? Вы могли провести в молчании целый вечер.

— Мы прожили вместе полжизни, Дэвид. Больше, чем ты существуешь на свете. Многое теряется за такой промежуток времени. Это не значит, что ничего не осталось или мы оба жалеем об этом времени. Я бы не отказался от моих воспоминаний…

— Но понимаешь, — резонно заметил он. — Мы с Викки просто раньше подошли к этому пределу, легче, без горечи.

Я испуганно уставился на него.

— Когда-нибудь тебе будет сорок, Дэвид, и ты взорвешься.

К нему вернулось самообладание и вместе с ним чувство превосходства.

— Не думаю, — уверенно сказал он.

Мы вернулись в дом, прошли через гостиную. Я не собирался медлить. Лучше в таких случаях просто уйти, не смаковать неприятные минуты.

Думал ли я, что все так кончится?

Я повернулся у двери. Дэвид чуть не налетел на меня.

— Я никуда не денусь, — сказал я ему. — Ты легко сможешь меня найти. Если я тебе понадоблюсь, дай мне знать, хорошо?

Он уже не выглядел таким самоуверенным, скорее удивленным. И это было лучшее, на что я мог надеяться. Я порывисто обнял его. Он даже не пошевельнулся.

— Передай Викки, что я попрощался, — добавил я.

В субботу вечером, в последние выходные перед судом, я приехал в дом в районе Террел-Хилл, прихватив маленький скромный букет цветов. Это был оштукатуренный дом, большой и внушительный, с огромным окном. Круговой подъезд к дому занимал почти весь дворик, оставив нетронутым лишь крохотный, малопривлекательный кусочек земли, усаженной цветами, увядшими в преддверии зимы. Я стоял и смотрел на дом, прикидывая, стоит ли смыться, пока не поздно.