Джеймс Паттерсон - Кросс

Меня передернуло. Я ведь знал многих парней из СВАТ.

— Ты в этом уверен?

— Ну еще бы! Патрульные услышали выстрелы внутри здания. И пошли узнать, в чем дело. Одному попало в живот. Они успели узнать ребят из СВАТ.

Я покачал головой. Шея вдруг перестала ворочаться.

— Значит, Группа по освобождению заложников примчалась сюда, чтобы воевать с ребятами из СВАТ?

— Похоже на то, мой милый. Добро пожаловать в очередную неприятность. Есть какие-нибудь блестящие идеи?

«Конечно, есть, — подумал я. — Бросить все к чертовой матери прямо сейчас. И — назад к детям. Сегодня суббота. У меня выходной».

Я достал десять долларов и отдал их Неду.

Что и говорить, конечно же, я не видел никакого выхода из этой паршивой ситуации. И никто не видел. Потому-то Маони меня и вызвал, надеясь, что я придумаю, как его вытащить из передряги.

Конечно, кто попал в беду, всегда ищет, кого затащить туда же за компанию. Особенно в солнечный день, когда любой хотел бы оказаться где угодно, только не в центре перестрелки, где будут гибнуть люди.

Обсуждали положение дел в помещении начальной школы. В комнату набилось полно народу: вашингтонские полисмены, агенты ФБР, начальство Группы. ГОЗ была готова начать штурм.

В самом конце совещания капитан Тим Моран, шеф СВАТ в столичной полиции, еще раз предоставил все факты. Он явно волновался, что было вполне естественно, но внешне выглядел спокойным и уверенным. Я знал Морана много лет по совместной службе в полиции и уважал его за мужество. Более того, я уважал его за честность и преданность делу. А сейчас ему предстояло идти против своих.

— Итак, подводим итоги. Наша цель — четырехэтажное здание, где сырой героин превращают в белый порошок, а потом в наличные. Там сидят рабочие этой лаборатории, большинство из них — женщины. Есть там и охранники, хорошо вооруженные, торчат, вероятно, на трех этажах. Похоже, их тоже не меньше дюжины. И еще — шестеро бойцов СВАТ, которые пытались грабануть это заведение и оказались в ловушке. Они зажаты на верхних этажах между наркодилерами, рабочими и охранниками, которые появились там, когда начался налет. Вот тут мы и оказались в безнадежном тупике. Мы установили контакт с обеими сторонами. Но никто не намерен уступать и сдаваться. Решили, что им все равно нечего терять. Вот и сидят себе, заперлись и сидят. — Помолчав, Тим Моран продолжил все тем же спокойным тоном: — Поскольку внутри находятся бойцы СВАТ, а также принимая во внимание все связанные с этим возможные осложнения, операцию проводит ГОЗ, а столичная полиция окажет ФБР возможное содействие.

Выводы капитана Морана были четкие и логичные; ему потребовалась немалая выдержка, чтобы отдать операцию в руки ФБР. Но это было правильное решение, раз уж предстояло войти внутрь здания и, вероятно, стрелять. Даже если это плохие копы, они все равно копы. И не очень-то приятно стрелять в своих же товарищей.

Нед Маони наклонился ко мне:

— Ну и что теперь будем делать, Эйнштейн? ГОЗ зажмут посередке, и они окажутся в дерьмовом сандвиче. Понял теперь, зачем я тебя вызвал?

— Ага, все понял. Извини, что не успел выразить тебе мою глубочайшую благодарность.

— Ну в любом случае всегда пожалуйста, — сказал Маони и вдруг по-детски ущипнул меня за руку, демонстрируя нашу солидарность. Мы оба расхохотались.

У Мясника была привычка отслеживать радиопереговоры столичной полиции, когда он был в округе Колумбия, так что он не мог пропустить такое сообщение. «Вот это классная заварушка, — думал он. — СВАТ против ГОЗ». Ему это очень понравилось.

В последние годы он старался не слишком обременять себя работой. «Делать поменьше, счета выставлять побольше» — такой у него был теперь лозунг. Три-четыре крупных заказа в год плюс еще пара — в качестве одолжения боссам. Этого было более чем достаточно, чтобы платить по всем счетам. Кроме того, новый дон, Маджоне-младший, не очень-то любил подобные дела. Мясник привык к постоянному напряжению, и сейчас ему просто не хватало нервного возбуждения, всплесков адреналина в крови. И вот, пожалуйста, он попал прямо в гущу событий — на настоящий бал полиции!

Он припарковал «рейнджровер» в нескольких кварталах от места вероятной схватки. Да, весь район уже на уши поставили! Даже идя пешком по Кентукки-авеню, он не смог подойти поближе. По пути он успел насчитать не менее двух дюжин автобусов столичной полиции и десятки патрульных машин.

Потом он заметил фирменные синие куртки ФБР — наверное, это парни из Группы по освобождению заложников из Квонтико. Их считают крупными спецами. Вот это здорово, он ни за что такое не пропустит, пусть это даже немного опасно для него — находиться здесь! Потом он заметил несколько машин командного состава. А в «мертвой зоне», то есть за внутренним оцеплением, засек и самого главнокомандующего.

А потом Майкл Салливан заметил еще кое-что, и он застыл на месте, и сердце у него заколотилось. Знакомый парень в цивильной одежде — он разговаривал с одним из агентов ФБР.

Салливан сразу его узнал, этого малого в штатском. Его звали Алекс Кросс, и у него с Салливаном было что-то в прошлом. И он вспомнил — Мэриэнн, Мэриэнн. Одно из его убийств, на память о котором остались фотографии.

Так-так, с каждой минутой все интереснее и интереснее!

Теперь я точно знал, зачем Нед Маони меня сюда вызвал.

По нашим оценкам, в лаборатории хранилось более ста пятидесяти кило дури, продажная цена — семь миллионов. Копы против копов. Ситуация выглядела безнадежной, никто из ввязавшихся в эту свару не выйдет из нее победителем. Я помнил, что сказал мне капитан Моран: «Шел бы ты отсюда подальше! Тут я работаю, и мне неохота каждый день видеть твою рожу!» Вот такое подведение итогов.

Никто из «сидельцев» не выказывал никакого желания сдаваться — ни наркодилеры, ни ребята из СВАТ. Кроме того, они не позволяли уйти оттуда рабочим подпольной лаборатории, запертым на четвертом этаже. Нам уже были известны фамилии и примерный возраст некоторых из них. Все эти женщины — выходцы из других стран — жили по соседству и не могли найти себе другую работу из-за незнания языка и отсутствия образования. А жить чем-то надо было.

У меня не было пока никаких соображений по выходу из сложившейся ситуации. Время близилось к десяти часам вечера, и я решил выйти за оцепление и походить вокруг. Слегка проветрить мозги. Может, придет в голову какая-нибудь идея, если отойти подальше и чисто физически ощутить себя вне заварушки.

Вокруг уже собрались сотни зевак, включая репортеров и телеоператоров. Я пересек несколько кварталов по Эм-стрит и добрался до угла, где жителей соседних домов уже интервьюировали телерепортеры. Я прошел мимо них, погруженный в собственные мысли, но вдруг услышал, как какая-то женщина, рыдая и всхлипывая, говорит: «Там мои родные, моя плоть и кровь, они заперты, и никому нет до этого дела! Всем на это наплевать!»