Рут Ренделл - Бестия

— Я же вам говорила, я ужинаю в другом месте. Вернусь домой поздно, друзья отвезут меня.

— Ох, Дэйзи… — не удержался Николас. Страдания победили в нем даже напыщенность. — Дэйзи, вы должны бы сказать мне, с кем вы сегодня ужинаете. Мы знаем этих людей? Если с подругой, то почему бы вам не приехать к нам вместе?

— Дэвина всегда говорила, — сказала вдруг Дэйзи, — что стоит женщине заговорить о друзьях, родных, да о ком бы то ни было из тех, с кем работает или кого она знает, как все почему-то решают, что речь идет о другой женщине. Всегда. Она говорила, что причину нужно искать в человеке, что в глубине души люди отвергают самое мысль о том, будто женщина может дружить с человеком другого пола.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Николас, и Уэксфорд готов был поклясться, что так оно и есть. И вправду не понимает.

— Прошу меня извинить, — решила вмешаться Джойс Вирсон, — но это просто не укладывается у меня в голове. А я-то считала, что девушка, которая симпатизирует молодому человеку, будет рада любой возможности провести с ним время. — Терпение начинало ей отказывать, а вместе с ним и умение владеть собой. Такое бывает нередко: два этих качества взаимосвязаны. — Но правда в другом: когда на человека неожиданно сваливаются большие деньги, а с ними свобода, то что-то случается с головой. Власть, понимаете ли. Они на ней просто свихиваются. А некоторые даже находят особое удовольствие в демонстрации этой власти над бедным молодым человеком, чье единственное преступление в том, что он в нее влюблен. Извините, но мне это отвратительно! — Она полностью потеряла контроль над собой, голос ее срывался. — Если в этом и заключается всякая чепуха, женская эмансипация, или как там ее еще называют, — пожалуйста, забавляйтесь ею, посмотрим, до какого добра она доведет. Доброго мужа не обеспечит, это уж точно.

— Мама, — выразительно и властно проговорил Николас. И обернулся к Дэйзи: — Мы собираемся на обед к нашим друзьям… — Он назвал несколько имен. — И надеялись, вы составите нам компанию. Уже пора ехать.

— Но это невозможно. Мистер Уэксфорд пришел, чтобы поговорить со мной. Вот что важно. Я должна помочь следствию. Надеюсь, вы помните, что произошло здесь месяц тому назад. Или нет?

— Конечно же, помню. О чем вы, Дэйзи? Мама другое хотела сказать. — Джойс Вирсон сидела, отвернувшись в сторону, теребя в руках носовой платок и время от времени поднося его к лицу. С подчеркнутым вниманием она изучала тюльпан, только что распустившийся в кашпо на террасе. — Она просто всем сердцем хочет, чтобы вы переехали к нам… И я тоже. Мы и вправду думали, что сумеем вас убедить. Вы позволите заехать к вам на обратном пути? Просто заглянем на секунду, чтобы еще раз объяснить, что мы хотели сказать.

— Ну конечно. Друзья могут приезжать, когда захочется, разве не так? А вы — мой друг, Николас, вы же знаете.

— Благодарю вас, Дэйзи.

— И надеюсь, всегда им останетесь.

Их могло и не быть там, Уэксфорда с Джойс Вирсон. На какое-то время двое молодых людей остались наедине, отрешенные от окружающего, поглощенные друг другом, той тайной связью, что соединяла их, чувствами, которые они разделяли. Николас поднялся, и Дэйзи поцеловала его в щеку. Следующее ее движение показалось Уэксфорду неожиданным: девушка быстро подошла к двери serre и широко распахнула ее. С другой стороны, сжав в руках тряпку для пыли, спешно шагнула назад Биб Мью.

Дэйзи не произнесла ни слова. Просто закрыла дверь и повернулась к Уэксфорду:

— Постоянно подслушивает под дверью. Это просто мания. Я всегда чувствую, когда она там, кажется, даже могу различить, как она дышит. Правда, странно? Зачем это ей нужно?

Едва Вирсоны ушли, она снова заговорила о Биб.

— Я не могу ее уволить. Одна я не справлюсь со всеми делами. — В голосе Дэйзи он вновь уловил интонации умудренной опытом хозяйки дома, вдвое старше своих лет. — Бренда сказала мне, что они уезжают. Я ответила, что поступила так просто в приступе ярости, что не хотела их увольнять, но они все равно уезжают. Вы знаете, что ее брат занимается арендой автомобилей? Так вот, Кен решил вступить в дело; они планируют расширить его и намерены снять другую квартиру неподалеку от офиса Фреда. Джон Гэббитас с прошлого августа пытается купить дом в Сьюингбери и только что получил подтверждение, что ему дают заем. Он по-прежнему будет ухаживать за лесом, но, думаю, жить здесь не станет. — Она коротко и сухо рассмеялась. — Останусь тут одна с Биб. Как вы думаете, она меня не убьет?

— У вас есть основания думать… — начал было Уэксфорд на полном серьезе.

— Да никаких. Просто вид у нее странный, ни с кем не разговаривает и подслушивает под дверью. К тому же не в своем уме. Для убийцы прекрасно за собой заметает. Извините, это совсем не смешно. О Господи, я начинаю говорить, как эта ужасная Джойс! Вы тоже считаете, что я должна туда ехать? Она меня просто преследует.

— Вы же все равно со мной не посчитаетесь, правда? — Дэйзи отрицательно качнула головой. — Так зачем зря сотрясать воздух? Есть пара вопросов, которые, как вы верно догадались, мне хотелось бы обсудить с вами.

— Да-да, конечно. Но сначала я тоже хотела бы кое-что вам сказать. Давно собиралась, но они все сидели и сидели. — Дэйзи невесело улыбнулась. — Звонила Джоан Гарланд.

— Что-о?

— Не удивляйтесь. Она ничего не знала. О том, что случилось. Она вернулась только вчера вечером, утром отправилась в свой салон, увидела, что он закрыт, и позвонила мне.

Он понимал, что Дэйзи могла и не подозревать об их опасениях за жизнь Джоан Гарланд, могла ничего не знать, кроме того, что та куда-то уехала. Не знала, и не могла знать.

— Она думала, что звонит маме. Это так ужасно… Мне пришлось ей все рассказать. Страшно вспомнить… Сначала она мне не поверила. Решила, что это какой-то идиотский розыгрыш. Все произошло… с полчаса назад. Как раз перед приездом Вирсонов.

Лицо Джоан Гарланд распухло от слез.

Она разрыдалась еще по телефону, речь стала бессвязной, рассказ то и дело прерывали вздохи и всхлипы, и Уэксфорд размяк. Вместо того чтобы пригласить ее в полицейский участок, сказал, что приедет к ней сам. В ее доме на Брум-вейл он опустился в одно кресло, а Бэрри Вайн в другое, в то время как Джоан Гарланд, выведенная из строя первым же вопросом, который он ей задал, рыдала в подлокотник софы.

Первое, на что обратил внимание Уэксфорд, когда она впустила их в дом, — это синяки на лице. Синяки были давними, уже заживающими — зеленовато-желтые вокруг носа и рта, и более темные, сливовые, у глаз и границы волос, и все же эти следы ни с чем не спутать. Даже слезы, исказив лицо до неузнаваемости, не могли замаскировать их, как, кстати, и не могли явиться причиной.