Леонид Бершидский - Дьявольские трели, или Испытание Страдивари

Вийом натянул на инкрустированную скрипку струны, настроился и мягко провел по струнам смычком. И еще. Сыграл несколько фраз, чтобы понять, в чем изюминка инструмента. Звук его был нежным, немного звенящим, не слишком округлым. Если сравнивать с вином — как эльзасское белое. Очень интимная скрипка, думал Вийом, отложив смычок и тщательно осматривая инструмент на предмет скрытых трещин и прочих дефектов, которые могли погубить скрипку, когда он станет ее вскрывать. Ему очень хотелось попробовать сделать скрипку с таким голосом.

Первым делом Вийом отделил шейку; это была не слишком тонкая операция. Затем, вооружившись самым острым резаком, стал осторожно нащупывать слабое место между краем верхней деки и обечайкой. Почувствовав, что кончик резака скользнул во впадинку, он слегка надавил, а затем ровно, медленно повел резак вдоль края деки, отделяя ее. Пластина из горной ели отошла с тихим щелчком, и взгляду парижанина открылись внутренности скрипки. По углам, на верхней и нижней оконечностях корпуса, — клоцы, к которым приклеены обечайки; между деками — душка, еловая палочка, передающая колебания с верхней деки на нижнюю, кленовую. А с обратной стороны верхней деки — короткая еловая дощечка, пружина, призванная придавать пластине из мягкого дерева, прорезанной эфами, дополнительную жесткость, чтобы та не трескалась от натяжения струн. Вийом принялся тщательно обмерять верхнюю деку специальным кронциркулем, чтобы понять, как меняется ее толщина по всей длине. Потом перешел к нижней деке. Из-за более плоской, чем обычно, формы скрипки изменение толщины плавнее типичного. Что это дает? Не такой выраженный резонанс, более чистый, прозрачный звук?

Записав результаты своих измерений, Вийом снова собирает инкрустированную скрипку, попутно раздумывая о коричневом матовом лаке, которым она покрыта. Лаки Страдивари использовал разные, встречался и такой, но не лучше ли здесь смотрелся бы более глянцевый? Правда, инкрустация и так придавала инструменту довольно праздничный вид. Может быть, Страдивари решил, что ее достаточно, потому и лак использовал приглушенный. Или какой-то другой мастер заново отлакировал эту скрипку?..

В следующий раз Вийом взял необычно плоский инструмент в руки через неделю. Он снова натянул струны, коснулся их смычком. И услышал только скрежет. Поморщившись, мастер попытался сыграть простейшую гамму — хрупкого, нежного голоса, который так пленил его неделю назад, больше не было. Так не могла звучать скрипка Страдивари — только дешевая базарная коробчонка! Отложив скрипку, Вийом прошелся взад-вперед по мастерской, глядя под ноги. «Ума не приложу, что я мог испортить, — раздумывал он. — Ведь я только разобрал и собрал ее!» Сменив смычок, кавалер ордена Почетного легиона снова попытался извлечь прежний звук из капризного инструмента — то же самое! «Дьявольщина какая-то, — пробормотал француз уже вслух. — Я знаю, что все сделал правильно!» Но и на третий раз инкрустированная скрипка отказалась повиноваться ему. «Продам чертову деревяшку какому-нибудь профану», — решил в сердцах Вийом. У него было довольно других скрипок Страдивари; копий с этой он решил не делать.

В последующие годы парижанин заработал большие деньги продажей совершенных копий «Мессии», которые даже знатоки иной раз не могли отличить от оригинала. Потом уже эти имитации копировали многочисленные фабрики, как воспроизводит кто попало многострадальную Джоконду. Скрипки Вийома расходились по миру и росли в цене. Но ни одна из них до сих пор не зазвучала вполне так же, как образцы, которые копировал искатель совершенства с улицы Круа де Пти Шан. Таризио, услышав их и через пятьдесят, и через сто лет, только грустно покачал бы головой.

А будущего покупателя коричневой инкрустированной скрипки — правда, в тот момент еще ничего о ней не знавшего — уж никак нельзя было назвать профаном. Напротив, мистер Джон Харт был эксперт, каких и сейчас мало на свете.

Пожилая дама в Музее Глинки, которой Штарк первой показывает присланные Молинари фотографии, только отмахивается от него.

— Ну как я буду это для вас искать, молодой человек? Это мне придется перерыть всю картотеку!

— Хорошо, но ведь кто-то может мне помочь?

— Может быть, если только мастера. Эксперты. Но к ним по предварительной записи.

Это Штарк знает, он, конечно, побывал на сайте музея, но его уважение к правилам имеет предел.

— Раз уж я здесь, может быть, они не откажутся посмотреть.

— Ну попробуйте, — с сомнением произносит дама. — Четвертый этаж, сто тридцать шестой кабинет.

Анемичный молодой человек со скрипичным футляром, уже явившийся по записи, пассивно пожимает плечами, когда Штарк просит пропустить его к мастеру буквально на пару минут. Если эксперт узнает инструмент на фотографиях, можно будет договориться с ним о встрече в конце дня, и тогда Иван никого не задержит. Суровый кавказец лет пятидесяти, сидящий за столом в кабинете, едва бросает взгляд на фотографии из-под густых, с проседью бровей.

— Вам зачем?

— Мне предлагают купить этот инструмент, — врет Штарк, чтобы не вдаваться в объяснения.

— Мы не делаем экспертизу для продажи, только для вывоза.

— Я не прошу об экспертизе — мне бы только понять, не краденый ли инструмент.

— Чтобы это было понятно, молодой человек, покупайте у мастера, их в Москве всего десяток, и не покупайте у всяких проходимцев.

— Я… очень хотел бы купить именно эту скрипку. Но я не хочу поощрять нечестность. Или, не дай бог, воровство.

Кавказец поднимает глаза на Ивана и некоторое время хмуро смотрит на него. Затем опускает глаза на фотографии. Штарк начинает волноваться за худосочного скрипача по другую сторону двери: нехорошо получилось.

— Я никогда раньше эту скрипку не видел, — произносит наконец эксперт. — Вам надо к Амиранову. Если он не поможет, никто здесь не поможет.

— Спасибо! Как мне найти его?

Вместо ответа мастер достает мобильный телефон и набирает номер.

— Ираклий Александрович, можно к вам сейчас один молодой человек зайдет спросить про скрипку? Спасибо, а то он мне здесь работать мешает.

Дав отбой, объясняет Штарку:

— Вам во двор, там сарай, на автосервис похож. Левая дверь. Ираклий Александрович все знает о скрипках. Он здесь главный эксперт… Позовите следующего.

Тощий скрипач робко протискивается в кабинет, стесняясь даже широко открыть дверь. А Иван спускается во двор музея; среди зелени там действительно сараюшка, тоже зеленая, с двумя дверями, и на левой табличка: «Амиранов Ираклий Александрович».

Дверь ему открывает совершенно лысый человек в переднике. На мясистом носу у него пенсне, какие Штарк видел на портретах Берии. На вид ему лет шестьдесят, но это только потому, понимает Штарк, приглядевшись чуть внимательнее, что главный эксперт в отличной физической форме; на самом деле вряд ли меньше восьмидесяти — вот и пигментация на лице и руках, и морщины глубокие, как у древнего старца.