Барри Мартин - Жестокость

Торнвуд стремительно забегал по мастерской, ловко семеня на своих кривых паучьих ножках, от его черных бусинок — глаз ничего не могло ускользнуть.

— Ну что ж, неплохо получилось, а? Ты сам-то как считаешь, Томас? Можешь ведь, когда захочешь, — пропищал хозяин, проводя кончиком пальца по гладкой стенке гроба. — Так, Сэмюел, а почему пластинка до сих пор не на месте?

— Сэр, я как раз перед вашим приходом собирался было ею заняться, — извиняющимся тоном проговорил второй столяр, снова берясь за отвертку.

— Так, ну ладно, работайте, работайте. Но повнимательнее, ничего чтобы не забыли. И учтите, ровно через час мы должны доставить гроб в дом покойника.

Торнвуд исчез столь же стремительно, как и появился; уже через несколько секунд они услышали за окном перестук лошадиных копыт — хозяин отъезжал от мастерской.

В тот же вечер, но чуть позже, трое мужчин неспешно брели по мощенной булыжником улице, сопровождая повозку, на которой лежал покрытый нестерпимо блестящим лаком гроб. Подъехав к дому покойного, они со скорбными лицами сняли груз и бережно, стараясь ничего не задеть, пронесли его в слабоосвещенную гостиную. Вдова доктора, как сообщила ее сестра, за день настолько намучилась и устала, что сейчас отдыхает и не может к ним выйти, а потому, если им что-нибудь понадобится, они могут обратиться к кому-то из слуг.

Едва дверь за женщиной закрылась, как мужчины перенесли гроб на специально приготовленные для этой цели подставки. Само тело покойного лежало под простыней на большом обеденном столе.

— Ну что ж, пора начинать, — деловитым тоном проговорил Торнвуд, снимая белый саван. — Я буду придерживать голову, ты, Сэмюел, берись за ноги, а Томас, как самый крепкий из нас, ухватится за поясницу. Томас, ты что, оглох? Я сказал, берись посередине.

Томас неуклюже ступил вперед; на его мрачном лице проступило выражение глубочайшей скорби. Массивная нижняя челюсть безвольно отвисла и чуть подрагивала, а в широко раскрытых глазах поблескивали слезы. На докторе был один из его лучших костюмов; спереди через всю грудь тянулась внушительного вида золотая цепь, уходившая в кармашек жилета, где, по-видимому, лежали столь же дорогие золотые часы. Сумрак окружающей обстановки и темный наряд покойного еще больше подчеркивали бледность его суховатой кожи, по которой пробегали отблески пламени горящих свечей.

Они аккуратно переложили покойника в гроб, после чего столь же заботливо расправили складки его одежды.

— Ну вот, — сказал Торнвуд, — полный порядок. — Так, ты, Сэмюел, займись крышкой, а я, пожалуй, загляну сейчас в «Три Колокола». Ты как, Томас, не составишь мне компанию?

У Томаса было такое ощущение, будто язык прилип к глотке. Он медленно покачал головой и продолжал смотреть на доброе, покрывшееся ранними морщинами, почти родное лицо покойного доктора Эдмундса, которое он привык видеть всегда радостным, улыбающимся, обнадеживающим и которое сейчас казалось ему непривычно осунувшимся и неподвижным.

— Ну ладно, если захочешь, знаешь, где меня искать. А ты как, Сэмюел?

— Сэр, здесь совсем немного работы. Вы идите, а я вас догоню.

— Идет. К твоему приходу я закажу тебе кружку пива.

Резко повернувшись, Торнвуд вышел, оставив обоих столяров наедине с покойным. Однако если Томас по-прежнему ласковым взглядом всматривался в лицо доктора Эдмундса, то Сэмюела в гораздо большей степени интересовало то, что он увидел ниже. Не так уж трудно было заметить массивную золотую цепь для часов, равно как и огромный солитер, поблескивавший в перстне, который был надет на безымянный палец левой руки доктора. Да, если бы этот чертов Томас не раскис при виде покойного и ушел с хозяином, все эти вещи уже давно бы нашли свое место в карманах Сэмюела.

— Слушай, Томас, ну что нам здесь обоим делать? — предпринял еще одну попытку Пил. — Тут и одному-то работы на пять минут. А ты, я вижу, и так настрадался за сегодняшний день. Пошел бы, расслабился немного, — с напускным добродушием проговорил он.

Скорее всего, Томас даже не расслышал его слов, поскольку лишь машинально покачал головой. С досады Сэмюел выругался про себя: как же ему не хотелось упускать из своих рук ни перстень, ни тем более цепь с часами. С другой стороны, смекнул он, даже если сейчас не получится, можно будет потом что-нибудь придумать.

— Ну, как хочешь, — сказал он и повернулся спиной к напарнику. — Я лично хочу немного промочить горло.

С этими словами он сунул руку в карман штанов и вынул не специально приготовленные для этой цели длинные шурупы, которыми обычно привинчивал крышку гроба, а другие — примерно в два раза короче. Ловко придвинув крышку, он наметанными движениями отвертки ввернул шурупы в миниатюрные дырочки и, самодовольно ухмыльнувшись, направился к «Трем Колоколам».

После похорон доктора минули два долгих месяца, и наконец настал тот долгожданный момент, когда и сама деревушка, где жил Сэмюел Пил, и окружавшая ее местность потонули в непроглядной белизне густого тумана. Время близилось к полуночи. Он вышел из своего дома, для верности обмотав лицо какой-то тряпкой и прижимая к телу спрятанную под плащом лопатку с короткой рукояткой. Меры предосторожности в данном случае были весьма нелишни: сторожа периодически совершали обход кладбища, а он прекрасно понимал, что за то деяние, которое он намеревался совершить, можно было в два счета оказаться на виселице.

Сэмюел медленно пробирался по сырым, забитым влажным туманом улицам, пока наконец не обнаружил в нескольких метрах от себя старую кирпичную стену местного кладбища. Молочно-белая пелена оказалась настолько плотной, что взгляд его выхватил одно, максимум два надгробия; и все же после некоторых блужданий он отыскал то, которое ему требовалось, это была могила доктора Джона Уильяма Эдмундса. Скинув набрякший плащ, он аккуратно свернул его и положил на землю рядом с могилой, затем извлек из кармана сальную свечу, зажег ее, воткнул в землю и приступил к работе.

Сэмюелу пришлось изрядно поработать, выбрасывая наружу комья желтоватой сырой глины, пока острие лопаты не ударилось в твердь деревянной крышки гроба. Криво осклабившись, он смахнул со лба крупные капли пота и позволил себе небольшую передышку.

В сущности, подумал он, пока все проходило так, как он и запланировал. Правда, работать приходилось преимущественно на ощупь, поскольку из-за низкого, слоящегося тумана даже пламя свечи оставалось едва видимым, но главное — он все же добрался до гроба. Крышка не должна была вызвать каких-либо затруднений, поскольку дело свое он знал отменно и к тому же заранее позаботился на этот счет, прикрепив ее совсем коротенькими шурупами. В общем, недолго ему осталось копаться в этой осклизлой глине — вот сейчас, через несколько минут возьмет часы с цепью, снимет с пальца покойника перстень, потом выберется из мерзкой ямы, наспех закидает ее глиной, после чего можно будет уже дома, в спокойной обстановке поразмыслить о том, как лучше распорядиться долгожданным богатством.