Дмитрий Петров - Кносское проклятие

Того, кто не захотел договориться, оказался слишком упорным — убивают. «Если враг не сдается, его уничтожают», — сказал советский писатель Максим Горький, ярко обосновав систему мафиозных взаимоотношений. Уж кто-кто, а Горький — «великий друг великого Сталина» все знал о принципах уничтожения несогласных…

— Когда батюшка погиб в аварии, — сказал Корзунов, — наши ребята предположили, что это не простая авария, а подстроенная. Отца Виталия убили, чтоб не болтался под ногами, не мешал осваивать крупные суммы. Видно, упорный был парень…

Можно было не сомневаться, что убийства священника и Димиса Лигуриса непосредственно связаны между собой. Но как именно связаны? Между ними что-то было, но что? Ведь ясно же, что Димис с Властосом проводили в храме по нескольку часов почти каждый день не для того, чтобы молиться.

А теперь отец Виталий убит и некого спросить. Мне оставалось лишь с яростью смотреть на то, как Тини-ит мастерски обрубает все мои зацепки, каждый раз опережая на один шаг…

— Знаешь, — сказал в сердцах Вазген, — ты, Олег, конечно, не обижайся, но я уже не рад, что связался с тобой. И что с тобой случилось в последнее время? Был человек как человек, а что стало?

Я с интересом посмотрел на него: а что стало?

— Куда ни пойдешь — везде за тобой трупы, — возмущенно пояснил старый товарищ. — Понимаешь, дорогой, так нельзя… На Кипр поехал — труп в номере оставил…

— На Крит, — поправил я машинально. — Я был на Крите.

— Какая разница? — с досадой махнул рукой Вазген. — Я спрашиваю: какая разница? Кипр, Крит… Труп — он везде труп. Неприятность, понимаешь? Теперь в Хельсинки-шмельсинки — тоже покойник. И не какой-то покойник, заметь, а твой собственный клиент. Прилично ли это, а? Что люди скажут?

Он покрутил головой:

— Нет, ты уж меня извини… Этому Ашоту-злодею я знаешь сколько денег заслал за то, чтобы он тебя оттуда с Кипра этого чистеньким вытащил? Знаешь сколько? Как отдавать будешь?

Он вопросительно посмотрел на него. Это уже был мужской разговор. Как говорится — пацанский. Ответ должен был прозвучать из моих уст достойно. Вазген и вправду сделал для меня много, и теперь я знал, что сказать ему в ответ на его справедливые, в общем, упреки.

— Найдется, — не спеша сказал я. — Думаешь, я зря повсюду ездил? Не-ет, брат. Одно место надыбал. Бабла немерено, как грязи. Можно взять.

Говорил я медленно, рублеными короткими фразами и цедил при этом слова — то есть говорил именно так, как принято между солидными людьми обсуждать серьезные вещи.

Солидные люди не сорят словами, не говорят ученых красивостей и не размахивают руками. Именно такой разговор Вазген должен был понять.

Он меня понял — тихо причмокнул языком и выразительно зыркнул по сторонам.

— Есть тема? — спросил он.

И я, важно кивнув, подтвердил:

— Реально.

На этот раз мы сидели в кафе «Ноев ковчег» вблизи площади Тургенева, куда меня завез мой старый товарищ. Тихий район, тихое место.

— Никаких танцев живота, — сердито сказал он, когда я заметил, насколько это заведение отличается от того, где мы сидели в прошлый раз. — Начинаю новую жизнь. Танцев больше не будет.

— Можно, я догадаюсь, в чем причина? — поинтересовался я, улыбаясь. — У тебя остались дурные воспоминания о танце живота, да? Точнее, о том, что было после танцев?

— Откуда ты знаешь? — вытаращился Вазген. — Ты заранее знал, да? Почему не предупредил?

В таких случаях следует быть аккуратным: мой друг — горячий человек, может, не дожидаясь ответа, сразу заехать в физиономию. Поди потом мирись…

— Я не знал тогда, не знал, — засмеялся я, откинувшись на спинку стула и закрываясь на всякий случай руками. — Потом только случайно узнал, когда уже поздно было тебя предупреждать.

— Десять дней алкоголь пить нельзя, — успокаиваясь, доверительно поведал о своих страданиях Вазген. — Прикинь, понимаешь, да? Десять дней… Антибиотик принимал.

— У Феликса лечился?

— Как обычно, — кивнул он. — Где ж еще? Хороший доктор, да. Смеялся только. Говорил — опытный ты человек, а не предохраняешься. А я не могу, потому что предохраняться — это цинизм. А у меня душа широкая, сердце чистое: я с каждой женщиной как в первый раз. Иначе не могу, любви хочу!

— Любви? — переспросил я и, склонив голову, невольно крякнул про себя. Да, любовь. Это слово все чаще в последнее время вспоминалось мне.

Я страшно боялся за Зою. Боялся потерять ее. Именно поэтому, от страха, вдруг всплыла догадка: а уж не люблю ли я ее?

Эта догадка не доставляла мне никакого удовольствия. Что хорошего в том, чтобы влюбиться? Бояться за человека, страдать, выстраивать с ним отношения…

Но данность сильнее тебя, и если уж влюбился, то ничего не поделаешь. Зоя сидела в моей квартире, и больше всего на свете я боялся, что с ней что-нибудь случится.

Конечно, приходилось думать и о себе. Убийство Константиноса Лигуриса фактически на моих глазах, средь бела дня в центре европейского города, свидетельствовало, что и мне осталось совсем немного. Игра пошла ва-банк, и ставки в ней высоки. Погиб несчастный Властос, за ним — Константинос. Следующим должен был оказаться я, и я понимал, что если этого еще не произошло, то лишь по чистой случайности, по везению.

Неизвестно, откуда и кем будет нанесен следующий удар. Меня мучило сознание того, что я еще не нанес ни одного удара. Да, мне удалось кое-что узнать, выведать, но…

Без помощи мне было не обойтись. За мной и за Зоей явно шла настоящая охота, а я ведь в этой ситуации еще нахально планировал активно действовать.

Сергей Корзунов был мне не помощник. Не потому что я не доверял ему лично — он мой товарищ, но связываться с громоздкой системой правоохранительных органов я не хотел. Недаром я частный детектив. Свой выбор я сделал давно и осознанно.

А от Вазгена я ожидал реальной поддержки и знал, чем ее можно купить.

— Сокровища минойцев находятся в России, — повторил за мной Вазген, как бы привыкая не только к этим странно звучащим словам, но и к самой идее. — А как они здесь оказались?

Этого я не знал и потому только пожал плечами:

— А какая тебе разница? Есть сокровища, их несметное количество, их можно добыть. Чего ж еще?

Кстати, имелась и моральная сторона вопроса, о которой я тоже рассказал Вазгену. Завладев сокровищами Кносского царства, мы тем самым нанесем сокрушительный удар по Тини-ит и жреческой верхушке. Они утратят свое богатство, а значит, и власть. Ту власть, которой они и их предшественники пользовались на протяжении тысячелетий. Они перестанут мучить свой несчастный народ, прекратят приносить человеческие жертвы. Не станет больше невидимых миру трагедий. Разорвется порочный круг преступлений, рухнет древнее Кносское проклятие, тяготеющее над теми, кто имеет к нему отношение и бессилен противостоять вековому злу.