Крис Муни - Комната мертвых

Джейми увидела, что Майкл высунул из-под кровати ногу.

— Нет , — ответила она.

— Дэнни тебе не рассказывал? — удивился Хэмфри. — А я думал, что он непременно поделится этим с женой, учитывая то, что ты была копом.

Майкл медленно, дюйм за дюймом, вылезал из-под кровати.

— Полиция, — сказала Джейми. — Вызовите… а-а… полицию.

Хэмфри оторвал голову от подушки.

— Ты вызвала полицию?

— Нет, — ответила она. — Дэн… не… а-а… сказал… ничего. Мне.

— Дэнни узнал Фрэнсиса, — сообщил ей Хэмфри. — Он сам рассказал мне об этом. Хотя я не знаю подробностей того, что произошло в гавани. Дэнни не вдавался в детали, когда пришел ко мне на исповедь. Но могу сказать, что у твоего мужа случился… припадок совестливости, назовем это так. К несчастью, он узнал Фрэнсиса Салливана. Дэнни немного полазил по Интернету, выяснил, что Фрэнсис трагически погиб в море, и решил, что должен сообщить о том, что видел. При этом он не был до конца уверен в том, что видел именно Фрэнка Салливана, но тот человек был чертовски похож на него. Я не мог этого допустить.

Майкл уже полностью вылез из-под кровати. Картер приподнял полог и прижал палец к губам, призывая ее к молчанию.

— Я слуга Господень, — заявил Хэмфри, — и не хочу, чтобы тебя замучили до смерти. Человек, который едет сюда, он… он будет пытать тебя, пока ты не скажешь ему правду. Скажи, что ты сделала с Фрэнсисом, и я вколю тебе такую дозу, что ты вознесешься прямиком на небеса.

«Нужно у вести его из дома. Это единственный способ спасти жизнь детям».

— Отвезу… а-а… вас.

Хэмфри сел на кровати и приложил ладонь к уху.

— Что ты сказала, дорогуша?

— Отвезу вас… а-а… к нему. Салливану.

— Где он?

— Покажу… а-а… вам.

Снизу долетел звук открываемой двери.

— Слишком поздно, — со вздохом заключил Хэмфри. — Ты упустила свой шанс.

Сознание вернулось к Дарби рывком, и она сразу же окунулась в жгучую боль, которая рвала на части то, что когда-то было ее лицом. Ей показалось, что она чувствует запах жареных морепродуктов, и он тут же вызвал смутные детские воспоминания (или это был сон?). Летний закат на пляже Кеннебанк-бич в Мэне, они с отцом сидят на одеяле, между ними на бумажных тарелках лежат жареные двустворчатые моллюски, и белая масляная бумага трепещет на легком ветру, который налетает с моря. А в полосе прибоя бродит мать, собирает морские камешки и ракушки, которые потом сложит в стеклянную вазу в кухне. Дарби не помнила, сколько ей было лет и о чем они разговаривали с отцом (хотя, учитывая время года, речь наверняка шла о бейсболе), и когда ее веки, затрепетав, поднялись, она очнулась с ощущением, что в тот момент отец был по-настоящему счастлив.

В комнате царил полумрак. Жарко. Голова ее была опущена, и Дарби видела свои колени. Она была привязана к креслу на колесиках: руки связаны за спиной, а бедра и лодыжки опутаны веревкой. Голова больше не раскалывалась, а, порождая в душе панику, гудела от боли, словно сирена пожарной тревоги,

«С болью можно справиться, — сказала она себе. — С болью можно справиться».

Дарби сделала медленный, глубокий вдох и уловила слабый запах машинного масла, смешанный с ароматом жареных морепродуктов.

— Как ваша голова? — осведомился какой-то мужчина. Дарби сглотнула и ощутила привкус крови на губах. Потом еще раз глубоко вздохнула и медленно подняла голову.

Слева от нее большие окна с эркерами выходили на улицу, освещенную фонарями, и сочились каплями дождя. Сверху нависало темное небо. Тусклые квадраты желтого света с зигзагами теней, отбрасываемых каплями дождя, пятнали белую стену перед ней. В нескольких шагах поодаль, за деревянным столом, исцарапанную поверхность которого усеивали бумажные стаканчики, зеленые пивные бутылки и коробка, в которой, скорее всего, сюда и принесли испачканные жиром картонные тарелки с жареными моллюсками, гребешками и креветками, сидел тот самый человек, что разговаривал с Бакстер.

Водитель коричневого фургона — мужчина, который носил тактический жилет и оставил в лесу прозрачную упаковку от никотиновой жевательной резинки — сидел по другую сторону стола. Специальный агент Джек Кинг, или как там его звали на самом деле, на этот раз был в темной рубашке и без галстука. Со своего места Дарби разглядела маленький золотой крестик на цепочке у него на шее.

Она открыла рот, испытав облегчение оттого, что может двигать челюстью.

— Сколько раз вы ударили меня прикладом дробовика?

— Всего один, — ответил Кинг. На лысине у него поблескивали капли пота. — Когда вы упали на пол, я решил воспользоваться ими.

Он выставил перед собой руки. Их обтягивали черные кожаные перчатки.

— Они выстелены свинцовым порошком.

Теперь понятно, как он сумел выбить ей имплантат, вживленный в щеку. Дарби чувствовала, как он скользит под окровавленным, пульсирующим болью месивом, в которое превратилась разорванная кожа. Он порвал ей швы.

— Приношу свои извинения за то, что ударил вас слишком сильно, — сказал Джек Кинг и взялся за пластиковую вилку, — но мне говорили, что вы умеете постоять за себя. Вас отрекомендовали мне как Джеймса Бонда в юбке. Поэтому я чуточку перестарался. Ровно настолько, чтобы вы позволили мне связать вас и перенести в багажник.

Он вонзил вилку в жареный гребешок и широко улыбнулся, окуная моллюска в картонку с соусом тартар. Дарби снова сделала глубокий вдох, так что на груди натянулись веревки, и задержала дыхание на счет «три».

— Отличная машина, кстати, — заметил Кинг. — Чертовски жаль погубить такой автомобиль, но, увы, без этого не обойтись.

Дарби медленно выдохнула через нос. Глубокое, медленное дыхание… Только так можно превозмочь боль, заставить сердце биться ровно и расслабить мышцы.

«С болью можно справиться, — сказала она себе, делая очередной медленный и глубокий вдох через нос. — Я смогу преодолеть боль. С болью можно справиться. Я подавлю боль».

— Вы ведь не возражаете против того, что я ем в вашем присутствии, правда? — поинтересовался Кинг. — Мне предстоит долгая ночь, а я ненавижу работать на пустой желудок.

— Не стесняйтесь, специальный агент Кинг. Он отправил в рот жареную креветку.

— Как вы догадались?

— Прошу прощения, но эта информация засекречена. Кинг ухмыльнулся, не прекращая жевать. Дарби заметила «ЗИГ», лежащий на столе рядом с ее телефоном. Она во все глаза уставилась на своего верного девятимиллиметрового друга, находившегося меньше чем в двух футах от нее. «Если бы только удалось освободиться от веревок…» Она напряглась и прижалась спиной к креслу. Острые молнии жаркой боли вонзились ей в голову и со скрежетом прокатились вниз по позвоночнику. Она зашипела сквозь стиснутые зубы.