Джоди Пиколт - Похищение

«Крыша» Компактного и остальных негров на блоке позволила мне обрести свободу от Стикса и его приспешников. Впрочем, не только свободу — с ними я впервые за долгие годы ощутил единение, братство. Когда всю жизнь бежишь и забываешь, как можно жить иначе, можешь убежать очень далеко, но вряд ли окажешься с кем-то близок. У меня была ты, и больше в жизни я не хотел ничего, но и за тебя пришлось заплатить дорогую цену: я оставил единственную любимую, я никогда не ездил на рыбалку с друзьями, я держался от коллег на расстоянии. Пуская людей в святилище своей духовной жизни, подвергаешь свое сердце риску быть увиденным, а я на это пойти не мог. Странно, но Компактный стал моим первым другом за почти тридцать лет. Неважно, что он торгует наркотиками; неважно, что он негр; неважно, что он благородно отстраняет меня от операции, в которой мне всегда было довольно противно участвовать. Важно одно: еще минуту назад мы были против них… а теперь все изменилось.

— Так нельзя, — говорю я, чувствуя, как по телу проходит дрожь.

— Можно! — рявкает Компактный через плечо. — Давай отваливай. Ты же это умеешь!

Он не успевает договорить, как я спрыгиваю с койки и валю его на пол. В эту секунду он — Стикс, и Флако, и Слон Майк, и все прочие безликие мужчины и женщины, которые смели осуждать меня, не зная всех фактов. Он моложе и сильнее меня, но на моей стороне фактор неожиданности. Мне удается-таки пригвоздить его к полу.

— Дурак! Ты хоть знаешь, что случится, если надзиратели пронюхают о твоих делишках? — рычит Компактный. — Откроют уголовное дело. Приплюсуют срок к тому, что уже есть.

Тут-то я и понимаю, что Компактный не хочет разрывать наш союз — напротив, он его оберегает. Он пытается спасти меня, пока нас не загребли вместе.

Понаблюдать за нашей стычкой собралось немало народу. Я вижу Блу Лока, готового вмешаться и оттащить меня в сторону, нескольких ребят из «Белой гордости», едва ли не аплодирующих мне, и Стикса. Выражение его лица я понять не в силах — он просто стоит, скрестив руки на груди.

Сквозь толпу зевак протискивается охранник.

— Что здесь происходит?

Я ослабляю хватку.

— Все в порядке.

Взгляд охранника останавливается на кровоточащем порезе у меня на шее.

— Поранился, когда брился, — объясняю я.

Охранник не верит ни единому моему слову. Но искра, способная зажечь весь блок, уже погасла, он со своей задачей справился. Пока он разгоняет остальных арестантов, Компактный встает и поправляет смявшуюся в драке одежду.

— Я помог тебе в это влезть, — говорю я. — И теперь я никуда не уйду.

На следующий день заканчивается отбор присяжных для моего суда, а у Компактного начинается сам суд. Нас отводят в зал одновременно.

— Ты небось принарядишься в рубашку от братьев Брукс, — поддевает меня Компактный.

Между прочим, именно в нее.

— И что не так?

— Химик, — ухмыляется Компактный, — Брукс нам не братья.

— Ты, похоже, считаешь, что в суд нужно идти в полосатом костюме и в гетрах.

— Только если тебя зовут Аль Капоне.

Нашей беседе мешает влетевший в камеру Твитч.

— Я сейчас не торгую! — цыкает на него Компактный.

Глаза наркомана бегают из стороны в сторону.

— Я оказываю тебе услугу, старик, — говорит Твитч. — И ты мог бы сделать это мне в ответ.

Он хочет обменять какие-то сведения на бесплатный децл. Компактный выжидающе скрещивает руки на груди.

— Слушаю.

— Я сегодня утром был в госпитале и услышал, как один вертухай говорил… Он сказал, что они воспользуются стулом «Босс». [27] Приспособление для полостного досмотра.

— Почему я должен тебе верить?

Твитч пожимает плечами.

— Не я ношу в жопе пулю.

— Если я вернусь из суда и то, что ты сказал, окажется правдой, — говорит Компактный, — ты свое получишь.

После обещания новой дозы Твитч как на крыльях вылетает из нашей камеры.

— Придется спрятать пулю здесь.

Я смотрю на него как на сумасшедшего. Если мы оба покинем камеру и присматривать за нашим сокровищем будет некому, нужно взять его с собой — и все тут.

— Если Твитч не сбрехал, сегодня нас не просто разденут, а еще и усадят на стул-металлодетектор.

Компактный лезет под нижнюю койку и ковыряет цемент между кирпичами. За несколько минут ему удается сделать дыру, в которую легко поместится пуля двадцать второго калибра. Он встает, достает тюбик зубной пасты и банку слабительного. Смешивает компоненты в раковине, набирает пригоршню…

— Стой на шухере, — говорит он и снова лезет под койку, на сей раз чтобы замазать щель.

Из здания суда обратно в тюрьму нас с Компактным ведут вместе, сковав одними наручниками. Говорит он меньше обычного, как будто чем-то напуган. Печально, но факт: как бы паршиво не было в тюрьме, реальность, с которой сталкиваешься в суде, гораздо ужаснее. Я не успел еще распробовать горечь своей участи, а Компактный сегодня проглотил таблетку целиком.

— Так что, — пытаюсь я взбодрить его, — прикинешься О. Джеем Симпсоном?

Он оглядывается через плечо.

— Ага. Они у меня с рук кормятся.

— А надеть окровавленную перчатку на эту руку сможешь?

Компактный смеется. Прежде чем запустить на блок, нас снова раздевают и обыскивают. Улегшись на нижнюю койку, я прислушиваюсь к шорохам в коридоре: охранники выходят на осмотр. Ближе к вечеру привычный уровень шума значительно возрастает: в общей комнате заключенные кричат друг на друга и лупят картами о металлическую столешницу, телевизор блеет что-то невнятное, сливные бачки урчат, в душах журчит вода.

Компактный садится на табурет, зажав ладони между коленями.

— Адвокат говорит, мне светит лет десять, — говорит он. — Через десять лет моему мальчишке будет ровно столько же, сколько было мне, когда меня приняли в банду.

Мне нечего сказать. Мы оба знаем, что как бы ни пытались обогнать прошлое, оно всегда пересекает финишную прямую первым.

— Эй, старик, сделай одолжение — проверь эти хреновы кирпичи.

Я становлюсь на четвереньки и заползаю под нижнюю койку. Едкий запах мяты и пороха, просыпанного на цементный пол ощущается раньше, чем я вижу дыру в стене.

А затем следует выстрел.

Он громче, чем вы думаете. Он эхом отлетает от стен, и я глохну. Объятый ужасом, я выбираюсь из-под койки и едва успеваю поймать Компактного, рухнувшего с табурета. Глаза его закатываются; меня заливает его кровью.

— Кто это был?! — кричу я в моментально собравшуюся толпу. Я пытаюсь различить стрелка, но робы сливаются воедино.

Компактный давит на меня грудой веса и неописуемого отчаяния. «Что это такое: слева черное, справа белое, а всюду — красное?» — вспоминаю я шуточную загадку, однажды рассказанную Софи. Я не помню разгадку, но придумываю свою: «Негр, умирающий в тюрьме, и белый, наблюдающий за ним».