Василий Дорогокупля - Вперед и вниз

— Как же не маньяк, когда маньяк, — сказала полноватая девушка с таким убеждением, что Кашлис и сам на какой-то миг поверил в собственную маниакальность.

— У меня там внизу сидит друг, — привел он еще один аргумент столь же сомнительной силы и, заглянув в раскрытую дверь, громко позвал: «Саша!»

Девушки шарахнулись от двери, но метрах в пяти-шести остановились, с любопытством наблюдая за выходом из подвала Алтынова, который произвел на них более приятное впечатление как своей внешностью (в тот день он был свеж, чисто выбрит и одет не в старое тряпье), так и реакцией на происходящее. Вместо того чтобы поддержать Кашлиса в его коварных попытках завлечь девиц в мрачное подземное логово, Алтынов его обругал, напомнив о Там-Таме и элементарных правилах конспирации (на расстоянии девушки не слышали их разговор, но могли угадать общий смысл сказанного). В свою очередь Кашлис возразил, что дверь к Там-Таму можно запереть и спокойно повеселиться в первой комнате — она достаточно просторна для четверых.

— А ты и впрямь занятный парень, — сказал в конце разговора Алтынов, чем немало порадовал своего собеседника, углядевшего в этих словах то самое признание его незаурядных качеств, во многом ради которого он и запалил весь сыр-бор.

— Что ж, попробую их уговорить, — сказал Алтынов. — Иди пока приготовь стол.

— Милые девушки, — обратился он к ним, сделав несколько шагов от двери, — мой друг виноват в том, что ничего вам как следует не объяснил. Вы, наверно, не знаете, что сейчас входит в моду устраивать гулянки в подвалах, — он кстати припомнил давешнюю шутку Панужаева. — Мы как раз собираемся оборудовать этот подвальчик под небольшой клуб. Если хотите, можете вместе с нами отпраздновать начало работ. Большого комфорта пока обещать не могу, но на чем сидеть и из чего пить у нас найдется.

— А мы подумали, что вы какие-то подвальные маньяки, — сказала высокая и впервые за все время улыбнулась. Улыбка у нее была открытая и немного удивленная. Впоследствии Алтынов понял, что удивленность эта никак не зависела от конкретной ситуации — просто такова была ее манера улыбаться.

Вечеринка в будущем клубе (Алтынов предложил назвать его «Подвал маньяка») удалась на славу. Красавицы на поверку оказались отнюдь не привередливыми: они с аппетитом ели овощное рагу, а про мартини и говорить нечего — полненькая (ее звали Таней) заявила, что очень его уважает, и по такому поводу изрядно нагрузилась, после чего ее неудержимо потянуло в пляс. Музыки не было, но все хором запели мелодию вальса и пошли кружиться по комнате. Наташа (высокая) танцевала с Алтыновым, что огорчило Кашлиса, изначально предназначавшего ее себе, но он стойко держал этот удар и не выбивался из общей веселой компании. Между тем Алтынов, приглядываясь к своей партнерше, открыл в ней сразу несколько достоинств, которые по мере потребления им бодрящих напитков автоматически приобретали все большую значимость и бесспорность. Кроме улыбки, груди и ног (особенно ног, ибо она была в мини-юбке) в число этих достоинств вошли также наличие определенного чувства юмора и отсутствие определенных комплексов — последнее было скорее догадкой, которую он твердо решился проверить.

А старина Там-Там в соседней комнате, прислушиваясь к пению, смеху, шарканью ног и женским взвизгам, постепенно настроился на лирический лад и вспомнил родную деревню в дни больших праздников, когда голоса африканского хора звучали намного слаженнее, пляски были по-настоящему заводными, а все действо в целом носило более осмысленный и одухотворенный характер. Он сел на диване, скрестив ноги, и тихо-тихо запел красивую песню из пяти слов — отголосок тех самых заветных песен, что когда-то тянули его скованные одной цепью сородичи в душных трюмах больших кораблей, увозивших невольников из родных мест поднимать далекую заокеанскую целину…

Когда все было выпито, съедено и утрясено в желудках посредством танцевальных па, общество решило покинуть Там-Тама (о существовании которого лучшая половина этого общества и не догадывалась, а худшая половина забыла напрочь) и поискать оптимальное продолжение вечера. Оптимальным разгулявшейся Тане виделся ресторан, да чтоб с музыкой, где можно продолжить танцульки, но все остальные были против — мужчины предпочли бы получить большее удовольствие с меньшими затратами, тогда как Наташа вспомнила об оставшейся дома некормленой кошке.

— Тогда идем к Наташке, — объявила Татьяна. — Это здесь рядом.

Такой вариант устраивал всех, и первую часть пути — до продуктового магазина, где было закуплено вино и еще кое-что из еды, — они прошли на подъеме, с шутками, смехом и неоднократными попытками что-нибудь спеть, но вскоре после того отряд неожиданно и трагически потерял своего самого лихого бойца. Тане сделалось дурно, ее широкая «мартинилюбивая» душа вступила в яростный конфликт с почему-то не любящим мартини организмом. В результате материальное возобладало над духовным, Таню стошнило, она побледнела, притихла и захотела домой. После недолгого прощания скорбная парочка — Таня и Кашлис, волею судьбы попавшийся ей в кавалеры, — зашагала к автобусной остановке.

Что касается другого кавалера, то он, напротив, заметно приободрился и начал с удвоенной силой проявлять оптимизм по поводу продолжения праздника на квартире. Наташа молча повернулась и пошла вперед, пожав плечами с таким видом, что Алтынов сразу почуял неладное и поспешил сменить тон. От игривых фамильярностей он перешел к спокойным и вдумчивым рассуждениям, как будто имел дело не со случайной знакомой, а с добрым старинным приятелем. Наташа посмотрела на него удивленно, потом удивленно же улыбнулась и поддержала беседу. Говоря о себе, Алтынов не стал скрывать правду о своем семейном положении, хотя и мог бы, поскольку не носил обручального кольца. Интуиция, которой он, в отличие от Кашлиса, обладал в полной мере, не подвела его и на сей раз. Откровенность за откровенность — к тому времени, когда они, придя к ней домой, накормили диковинной породы кошку (вместо мяуканья она рычала, как заправский тигр) и наскоро накрыли стол, говорила уже в основном одна Наташа. Она и сама не заметила, как увлеклась, и теперь, прихлебывая вино и беспрерывно куря, обрушила на Алтынова массу подробностей о своей жизни, к концу рассказа все чаще делая паузы и апеллируя к благодарному слушателю с риторическими вопросами.

Суть этой поучительной истории, поглотившей полтора часа времени и столько же бутылок вина, в общих чертах была такова. Ее первый друг, с которым она познакомилась два года назад и в которого считала себя влюбленной, принадлежал к породе скороспелых коммерсантов, взлетевших на волне экономической сумятицы начала девяностых. Он был молод, импозантен и стремился жить с размахом, ошеломившим второкурсницу университета, которая только недавно переехала в большой город из отдаленного заводского поселка (ее родители, впрочем, были не последними людьми в тех краях и располагали средствами — иначе как бы они смогли приобрести для дочери-студентки неплохо обустроенную городскую квартиру). По неопытности она не скоро разглядела в своем приятеле дешевого пижона; первым настораживающим признаком явились слишком уж частые поломки его «форда», который он так картинно — на зависть ее подругам — припарковывал у самых ступенек университетского крыльца. На самом деле этот «форд» был развалюхой, приобретенной на одной из европейских свалок по цене металлолома и лишь за счет свежей покраски сохранявшей внешнее сходство с приличным автомобилем. Перед ней он рисовался владельцем собственной преуспевающей фирмы, но из его разговоров с другими такими же коммерсантами она поняла, что все они не имеют никакого постоянного занятия, сшибая случайные деньги на посредничестве в торговых сделках. Однако потребность в услугах таких доморощенных брокеров была явлением временным и тогда уже быстро сходила на нет. Они прожили вместе более полугода, и к концу этого срока покоривший ее некогда герой-плейбой успел превратиться в затравленного, истеричного полудурка, который вечно скрывался от своих кредиторов и однажды исчез навсегда — то ли ударился в бега, то ли сгинул с пробитой башкой в одном из окрестных болот. Наташа и не подумала наводить о нем справки. Кое-как сдав экзамены за второй курс, она с чувством облегчения уехала на лето к родителям, а когда в сентябре вернулась в город, ее сразу же начал обхаживать один из прежних знакомых, давно уже положивший на нее глаз. Этот был из породы «продуманных дельцов», деньгами не сорил и ездил на «Волге» не самой последней модели (никогда, впрочем, не ломавшейся), но зато имел свое дело и крепко стоял на ногах. Роман продлился пару месяцев — до того дня, когда она случайно узнала, что ее нынешний возлюбленный был главным кредитором прежнего и немало способствовал его столь внезапному исчезновению. Расставшись с ним по-тихому (он не любил скандалов), Наташа провалила зимнюю сессию, одумалась и вновь засела за учебники. Студенческая жизнь, однако, казалась ей чересчур пресной («случались по-дурацкому веселые тусовки, вроде сегодняшнего подвала, но в основном сплошная бодяга»), да и подружки посмеивались, не видя больше встречающих ее у крыльца автомобилей, и тогда — отчасти им назло — она стала время от времени появляться в обществе «авантажных мальчиков», как она их именовала, — большей частью это были младшие начальники в разных коммерческих банках и смешанных иностранно-российских компаниях. Они держались с хорошо подчеркнутым достоинством и, как правило, были невыносимо скучны, но в малых дозах такие встречи вносили в ее жизнь разнообразие и притом не очень мешали учебе. Почти все зимние «хвосты» она смогла подтянуть, но весенняя сессия добавила пару новых, так что ей пришлось застрять в городе до середины лета. С «авантажными» она в последнее время не общается — они хороши для пуска пыли в глаза подружек, в чем сейчас нет особой нужды («Татьяна не в счет, та своя в доску, и к тому же она не из универа»).