Гарри Стейн - Серебряная пуля

Подойдя к столу с выпивкой и закусками, Логан налил себе белого вина и огляделся. Новенькие, казалось, были полностью поглощены друг другом, даже разбились на группы. Помедлив, он подошел к одной. Три женщины, двое мужчин у дальнего конца бассейна. Одного он уже знал: Джон Рестон из Клермонта. Они не были даже приятелями, но Логану он всегда нравился.

— О! — воскликнул Рестон, сияя, — посмотрите, кто здесь, леди и джентльмены! Даниэл Логан, парень, бежавший из ада больницы Клермонт.

Когда Рестон представил его таким образом, Дэн постарался угадать, кому принадлежит какое имя. Эми — ну, возможно, нет необходимости в фамилии, — она не включена в программу, просто подруга Рестона. Барбара Лукас, маленькая, не больше пяти футов [4] 1 фут (треть ярда, 12 дюймов) — 0,3048 метра. , оживленная, получила степень в университете Дьюка. Пол Бернстейн — быстрая улыбка, вкрадчивые манеры. Казалось, он уже положил глаз на Сабрину Комо — потрясающую молодую итальянку с копной черных волос, большими зелеными глазами и невероятным акцентом, из-за которого Логан сам вдруг заинтересовался ею и захотел произвести на нее впечатление.

Внезапно, будто из ниоткуда, возник Сеф Шейн.

— Ну, перезнакомились?

Все кивнули.

— Это хорошо, вам предстоит вместе работать. — Он улыбнулся. — А косточки лучше перемывать начальству, а не друг другу. — Все неловко засмеялись. Дэн начал подозревать, что виски уже подействовало на Шейна.

Позднее эта догадка подтвердилась. Улыбаясь Сабрине Комо, Шейн заявил:

— Мы принимаем иностранцев только за их научный потенциал, внешность роли не играет.

Сабрина бесстрастно посмотрела на него, но Дэн заметил, какой недобрый взгляд бросила на Шейна Барбара, хотя и оказалась достаточно мудрой, чтобы промолчать. Кстати, как и все остальные, Логан, Рестон и Бернстейн переминались с ноги на ногу, неловко улыбаясь.

И только светловолосая маленькая подруга Рестона Эми нарушила молчание.

— Я уверена, что к женщинам в Американском институте рака относятся очень хорошо, — весело заявила она. — Независимо от внешности.

От неожиданности все разом повернулись к ней. Но искренний смех Шейна снял напряжение.

— Здорово! — Он продолжал смеяться. — Я как раз это и имел в виду. Надеюсь, вы тоже будете в нашей программе.

Это прозвучало так неожиданно, что Эми не знала, что ответить.

— Понимаете, — начала она после неловкой паузы, — я не очень уверена, что могу оказаться полезной. Мне, право, лучше оставить вас, чтобы дать возможность как следует познакомиться.

И она отошла к столу. Рестон беспомощно пожал плечами.

— Извините.

— Не извиняйтесь, Рестон, — сказал Шейн. — Она из породы бунтарей. Поверьте мне, уйдя с головой в работу, вы забыли, что такое люди с сильным характером. — Усмехаясь, он отошел от них. Все четверо молчали.

— Знаете, — сказала Сабрина, — а я на подобное не обращаю внимания.

— А должны бы, — резко возразила Барбара Лукас. — Когда начальник отпускает похотливые замечания, в наш ей стране это называется сексуальным домогательством.

— Да? — Она едва заметно улыбнулась. — Ну, наверное, это потому, что я не из вашей страны.

— Вы должны чувствовать себя оскорбленной. Как женщина. Мы все это почувствовали.

— Потому что он сказал, что я хороший ученый, да к тому же и очень привлекательная?

— Точно. Но, черт побери, не его дело комментировать вашу внешность или кого-то другого.

— Да, да, — снова повторила итальянка и задумалась. — Значит, я должна научиться понимать, что такое оскорбление.

Логан подавил улыбку и посмотрел на нее с еще большим интересом. Но Лукас, подумавшая, не смеются ли над ней, быстро повернулась к Рестону.

— Она ваша жена? — кивнула она в сторону Эми.

— Подруга, — ответил Рестон. — Она юрист и работает в Федеральной комиссии связи.

— Она в порядке. С характером. Я бы сама сказала что-то в этом духе.

— Подозреваю, вам еще представится случай, — усмехнулся Рестон.

— Ну, — начал Бернстейн, — не знаю, так ли уж необходимо говорить то, что думаешь. Не все такие терпимые, как Шейн. Вчера вечером я говорил с одним знающим человеком: здесь полно тех, с кем надо быть начеку.

Барбара Лукас пристально посмотрела на него.

— Назовите имена.

Склонив голову, Бернстейн указал на лысеющего молодого человека в очках в роговой оправе возле стола.

— Видите его?

Другие тоже уставились на незнакомца.

— Питер Кразас. Ларсен номер два.

— Ларсен беседовал со мной, — сказал Логан, — ну, если это можно так назвать. Я вошел и вышел, все заняло десять минут.

— У меня то же самое.

Все повернулись к Сабрине.

— Я так долго добиралась сюда, а он держался со мной так холодно.

— Расскажите, — сказал Бернстейн. — Я слышал, что Кразас еще хуже. Но чего вы действительно должны опасаться, так это его манеры общения. Всегда готов поболтать о спорте, о старых фильмах, будто он твой лучший друг.

Барбара Лукас округлила глаза.

— Это чтобы вы подумали, что он на вашей стороне, а он сразу все донесет Ларсену?

— Вы правильно поняли, — кивнул Бернстейн.

— О ком нам еще следовало бы знать? — спросил Дэн.

— Вы хотите сказать: кого еще нам не следовало бы знать?

Наблюдая, как Бернстейн смакует ситуацию, Логан вдруг почувствовал, что он не случайно, а намеренно все драматизирует.

— Ну так о ком еще? — не отставала Барбара.

— Грег Стиллман.

Все удивленно замолчали.

Имя это не нуждалось в комментариях. Доктор Грегори Стиллман — известный специалист по раку груди, гордость института.

— Ну да, — усмехнулся Логан. — По-моему, кое-кто слишком преувеличивает.

Бернстейн запыхтел.

— Я же о характере, а не о достоинствах его как медика. Поговорите со старожилами — этот парень не пытается скрыть свой дурной нрав. Он думает, что другие его за это уважают. — Он сделал эффектную паузу, потом закончил: — Что они и делают.

Несколько минут спустя Логан вместе с Рестоном отошли к столу.

— Ты веришь его россказням?

Рестон пожал плечами.

— Трудно сказать. Может, парень просто старается произвести впечатление на красивую женщину. — Он улыбнулся. — Кто его за это осудит?

— Да и вообще, — сказал Логан, — если мы выжили в Клермонте…

Эта ремарка не требовала дальнейшего пояснения. Место, которое они только что оставили, являло собой своего рода минное поле, известное даже верхушке медицинских кругов тем, что молодые готовы были беззастенчиво заискивать перед старшими, но, когда доходило до дела, могли перерезать друг другу глотку. Еще гнуснее было то, что начальство в случае чего не гнушалось все свалить на подчиненных.

— Черт побери, да, — согласился Рестон. — Вряд ли найдешь местечко похуже. В Клермонте определяющий фактор — жадность, все живут ради денег, ради этакого горшка, набитого золотыми. А здесь…