Роберт Липаруло - И приидет всадник…

— Это что, по-русски? — прошептал Брейди.

Алиша пожала плечами.

— Говори на английском! — приказал Аполлон.

— Angliskam?

— Da, — для убедительности ответил Аполлон.

— Harasho. — Допрашиваемый помолчал и произнес невнятно и с сильным акцентом: — Инглиш, йес.

— Назови свое настоящее имя!

— Малик.

«Ну, хотя бы Малик», — подумала Алиша. С именем, пусть отдаленно напоминающим человеческое, он уже не казался ей таким страшным.

— Какое у тебя полное имя?

Малик застонал, словно в сильном замешательстве.

— Фамилию назови!

— Э-э… Иванов, — он по-русски растягивал начало слов, а последний слог словно проглатывал.

Аполлон повернулся к Алише и сделал знак, чтобы она подошла. Она склонилась к нему.

— Я допрашивал русских, — прошептал Аполлон ей на ухо. — Иванов — это самая распространенная фамилия в России. — Как Смит в Америке. Не могу сказать, настоящая, или он врет. А имя Малик не настолько распространенное, так что тут он, возможно, говорит правду.

Алиша кивнула и отошла к Брейди.

— Сколько тебе лет? — продолжал спрашивать Аполлон.

— Двадцать восемь.

Выглядел он лет на десять старше.

— Где ты сейчас находишься?

Этот вопрос привел Малика в замешательство. Он оглядел комнату, задержав на несколько секунд взгляд на Алише и Брейди. Потом медленно прикрыл глаза.

— Ты дома? — уточнил Аполлон.

— В гостинице, — ответил Малик, не открывая глаз.

— Тебе кто-то велел сюда прийти?

— Да.

Алиша и Брейди насторожились. Аполлон кивнул Алише, мол, дальше спрашивай ты. Она посмотрела на Брейди — тот ободряюще улыбнулся.

— Кто сказал тебе прийти в отель?

Лицо Малика исказила гримаса.

— Кто сказал?

Скрип самописцев стал на тон выше, они задвигались чаще. Малик дышал так тяжело, словно лицо у него было завязано полотенцем.

— Кара… муки… — невнятно прошептал он.

— Стоп, я его, кажется, теряю, — озабоченно сказал Аполлон. — Секундочку, — он покрутил «барашки» краников. Это действие напомнило Алише настройку каналов у старого телевизора.

— A-а, какое страшное кино! — завизжал Малик.

— Спросите что-нибудь другое, — предложил Аполлон. Алиша пожала плечами. Ей хотелось знать, кто подослал к ней киллера, и больше ничего не приходило в голову.

— Что ты знаешь про человека с собаками? — спросил Брейди. — Про убийцу с собаками?

— Хорошая собачка, — руки Малика зашевелились. — Ко мне, собачка! — Его лицо вдруг превратилось в свирепую звериную морду. Руки сжались в кулаки и задвигались вверх-вниз, насколько позволяли путы. Он засмеялся жутковатым смехом, состоявшим из частых коротких выдохов.

— Наверное, он мысленно бьет палкой собаку, — шепнул Брейди.

Кулаки Малика замерли. Он вытянул голову, высунул язык и начал делать в воздухе лижущие движения. Язык у него всякий раз загибался кверху и убирался в рот, после чего Малик делал глотательные движения.

— Он… — начал было Брейди, но запнулся от отвращения.

Алиша прикрыла рот ладонью. Малик явно лакал кровь какой-то из своих жертв.

— Что ты заешь об отце МакАфи? — поспешно спросила она. Малик перестал «лакать» и облизнул сперва верхнюю, затем нижнюю губу.

— Мак-Аф-ф-фи-и-и-и? — протянул он нараспев тоненьким голосом.

— Что ты знаешь об отце МакАфи?

— Он свинья. Свинья. Он думает, что может спрятаться. Он прячется за своего Бога. А Бог… это… ничего… пустое место… — Он улыбнулся, точнее, по-волчьи ощерился.

— Малик, это ты пугал отца МакАфи?

— Да-а-а, — снова засмеялся он. — Малик разъяснит МакАфи.

— Что разъяснит?

— Что его Бог — ничто. Не защитит, не вступится.

Аполлон поднял руку, собираясь вмешаться.

— Правильно, Малик, — сказал он. — Да, Бог отца МакАфи — ничто.

— Ничто, — повторил Малик.

Анина поняла, что, продемонстрировав Малику свое одобрение, Аполлон словно ввел дозу нужного химиката.

— Что ты собирался сделать с отцом МакАфи, плохим МакАфи? — произнес Аполлон и кивнул Алише, передавая ей инициативу.

Малик застонал, как оголодавший человек при виде накрытого стола с шикарными закусками.

— М-м-м-м-м, плохой МакАф-фи-и-и-и. — Он откинул голову, словно вглядываясь в потолок, но глаза его оставались закрытыми. — Такой высокий, неприкосновенный. Неприкосновенный , — повторил он с полнейшим презрением. — МакАфи будет висеть на своей люстре. — Малик сладострастно улыбнулся. — На кишках своих будет висеть.

У Алиши холодок пробежал по спине. Она закрыла глаза и сделала глотательное движение. У нее заныла раненая рука. Алиша не сомневалась, что Малик собирался сделать с добросердечным старым священником именно это. Когда она снова открыла глаза, ей показалось, что в комнате стало темнее. Она посмотрела на лампы: обе продолжали гореть.

Следующий вопрос она задавала, глядя на Аполлона; смотреть на ту тварь, что была привязана к стулу, у нее не хватало сил.

— Малик, это ты выкрал бумаги отца МакАфи?

Он, не отвечая, медленно опустил голову.

— Секундочку, — Аполлон принялся крутить свои вентили, поглядывая при этом на электрокардиограф. Затем снова кивнул Алише.

— Так это ты украл бумаги отца МакАфи?

— Конечно! — вскинул голову Малик. — А кто сказал, что Малик этого не делал? «Достань этот архив, Малик. Доставь его мне». Кто-нибудь сказал, что это не я сделал?

— Никто не говорил, что Малик этого не делал. Малик хорошо сделал. А кто тебе сказал… кто велел Малику достать архив?

— Священник.

— Да, священник, но кто… — Алиша остановилась перевести дыхание. Брейди дотронулся до ее руки.

— Малик, — сказал он. — Священник приказал тебе выкрасть архив, так?

— Да.

— Как зовут священника?

— Рендалл.

Тот самый Адальберто Рендалл, который якобы представлял архивы Ватикана. Алиша посмотрела на Брейди и кивнула.

— Где сейчас отец Рендалл? — спросил он.

— Дома.

— Где — дома?

— Далеко отсюда. У себя дома.

— Малик, где находится дом отца Рендалла?

Он молчал.

— Где твой дом, Малик? — допытывался Брейди.

Тот молчал, часто и прерывисто дыша. Когда он заговорил, голос его звучал на октаву ниже. Скрип перешел в хрипоту.

— В аду его дом. В черной тьме… горячей !

Алиша невольно взглянула на диктофон — посторонний человек, слушая запись, ни за что не поверил бы, что это тоже говорит Малик.

— Почему горячей? — спросил Брейди.

— Огонь. Жжет. Кровь, — Малик снова стал раскачиваться в разные стороны, широко улыбаясь, открыл рот, демонстрируя черные десны и свои нечеловечески острые зубы. Он издал протяжное громкое шипение, и до Алиши донесся выдохнутый им воздух, который вонял чем-то гнилым и прогорклым, как протухший гамбургер. Она отшатнулась, наткнулась на койку и села.