Алексей Евдокимов - ТИК

(Если и есть у него какая-то ярко выраженная особенность — то это разве что патологический инфантилизм. И обаяние у него инфантильное, и тщеславие. Он всегда во всем должен выглядеть лучше всех! Знаете, избалованные малолетки начинают реветь, если присутствующие не ахают дружно в их адрес: умница ты наша!.. Да, он всегда хотел в Москву — он же должен быть столичным жителем, а не каким-то там латвийским провинциалом! А переехав, ото всех в Москве скрывал (совершенно по-детски), что не оттуда родом, кроил из себя большего сноба, чем любой москвАч (извините). Потому и со старыми знакомыми, здешними, сразу напрочь порвал. У меня есть подозрение, что он и жену свою первую потому бросил, что она об этом знала…) Вы, вероятно, скажете, что я к Гарику строг — но это ведь благодаря Вам он оказался в столь невыигрышной позиции для сравнения. Я имею в виду Лота.

Вот уж кто был талантлив по-настоящему — так это Макс. Я думаю, из всех, кого я знал, Лот стоил больше, чем кто бы то ни было. Вообще по-человечески. Ведь причина того, что штучные задатки его пошли в итоге коту под хвост (чему мы все свидетели), — не в отсутствии характера, а как раз в его абсолютной цельности. Лот — я совершенно не сомневаюсь — мог бы добиться очень многого: в том, что умел и хотел. Проблема (чья, кстати?..) в том, что он органически не может заниматься тем, что презирает. Так что вы понимаете: в нашем общем энтропийном болоте у него не было шансов.

Творчество, как известно, — это коммуникация. Но что ты будешь делать — ты, блестяще владеющий языком, имеющий что сказать окружающим, — когда все вокруг давно позабыли членораздельную речь? И тут уже избранность оборачивается выбраковкой.

Когда человеку действительно много дано, когда ум и талант становятся доминирующими, так сказать, свойствами натуры, эта ее составляющая — собственно человеческая, если угодно — она перевешивает составляющую естественную, природную… животную… спасительную в итоге. Я имею в виду, с точки зрения физического выживания спасительную… А у такого человека естественная способность бездумно приспосабливаться к любым условиям ослаблена — он становится слишком требователен к реальности, он ее воспринимает не как не подлежащую оценке данность, а как объект осмысления. Ну а каков может быть результат честного осмысления окружающей нас с вами сегодня похабени — вы догадываетесь…

Считается, что обыденная жизнь скучна. Не знаю, как при других темпора и морес, но здесь и сейчас — она еще и страшна. И это, конечно, ощущается не только обостренно чувствующими натурами — а в той или иной мере всеми. Просто большинство глушит страх, лихорадочно придумывая себе проблемы и потребности: семейные, рабочие, денежные — запихивает в эту щель, откуда тянет ледяным сквозняком, первое, до чего дотягиваются если не руки, то мысли. А что еще остается, если хочешь не просто жить, но и получать от процесса хоть какое-то удовольствие? Потому что если быть до конца честным с самим собой — остается только противоположный вариант: жить так, чтобы терять тебе было нечего. Но в таком существовании нет уже совсем никакой радости.

Не буду повторять банальность, что хуже всего обычно приходится лучшим из нас, — при том, что эта банальность, поверьте, перестает быть умозрением, когда раз за разом подтверждается на примере твоих личных знакомых. Может, я потому и так редко теперь вспоминаю о своих друзьях десятилетней давности, что это попросту больно. Мне повезло в свое время знать множество крайне незаурядных людей — и не повезло именно на их примере наблюдать работу этого подлого сепаратора. Макс, если правда то, что я о нем слышал, окончательно опускается, спивается и чуть ли не бомжует. Ник, Руслан Никонов, и вовсе погиб, жутко погиб, еще восемь лет назад. Между прочим, и про Оксанку Бабич я Вас потому спрашиваю с пристрастием, что помню ее как отменно одаренную девчонку; я очень надеюсь, что хотя бы она в итоге выкрутилась — потому что в том состоянии, в котором я наблюдал ее последний раз (давным-давно), это было тяжелое зрелище. Кстати, если Вы с ней общаетесь, то не сочтите за труд, намекните, что хотя бы написать старине Горшку — дело не столь уж запарочное и травматичное:)

Никакой реакции на это свое электронное письмо Гоша Рожкин по прозвищу Горшок так никогда и не дождался.

— …Оксанка? — Голос хриплый, далекий, но знакомый. Его голос, Зеленого.

Я молчу. Я даже немного отодвигаюсь от кресла.

— Ксюха?.. Ксюха, ты там? Это я, Макс… Ты все помнишь?..

Я не собираюсь отвечать — но отвечаю:

— Ничего не помню.

Я не узнаю своего голоса. Боль проводит трепанацию черепа изнутри.

— Ник… Русел… — Его едва слышно. — Он зарезался. Ты не помнишь?..

— Откуда ты знаешь?

— Я видел… Я же в комнате валялся… Не помнишь?.. Вы еще сидели, а я уже не мог, я спать пошел. Я подорвался оттого, что вы орете… Вы стояли в комнате и орали, оба никакие совершенно… — Он говорит с большими паузами, с очевидным трудом. — Ну, Ник… он же, ты знаешь… и его явно опять понесло… Мы же вчера нажрались как… еще колес каких-то… дерьма схавали какого-то… такой расколбас пошел… А Ник, ты же помнишь… у него вообще вчера чего-то… Я смотрю, он ножом размахивает… Орет — и раз, раз лезвием по шкафу, по дверце… Я на диване лежал, он стоял спиной ко мне… к тебе лицом. Вы сретесь страшно, он ножом машет и все повторяет: «Не веришь? Не веришь?..» А ты его на хуй посылаешь. И по Нику видно, что он абсолютно никакой, башню на хрен сорвало… и нож… — Зеленый время от времени переводит дыхание, как астматик. — Я стреманулся, думаю, сейчас он точно… я хочу встать — но я еще совершенно кривой, ни встать не могу, ни думать, ни черта, пытаюсь подняться, вертолет дикий… И вдруг вы затыкаетесь оба. Как по команде. Смотрите друг на друга. И тогда он поднимает нож этот — и себя по горлу… У него кровь… я никогда такого не видел… даже не представлял… как из шланга… прямо на стену… на тебя… ты же совсем рядом стояла… лицом к лицу… — Голос в трубке прыгает и срывается. — И сразу свалился, моментально, мордой вперед… на тебя практически… Я видел — у тебя даже лицо в его крови было… и вообще спереди все… Блядь, я вспоминаю, меня даже сейчас трясет… Ты не помнишь?.. Ты блеванула, прямо где стояла, и ломанулась куда-то назад. Я протрезвел тут же, вскочил… То есть мне казалось, что протрезвел… На самом деле ни хера я не соображал совершенно… от такого…

(…Все отодвинулось, весь мир. Он ненастоящий и ничто в нем не важно. Где-то бубнит, торопится, запинается, давится словами чей-то голос — посторонний, лишний; он будет бубнить еще долго и слушать его совершенно необязательно…)