Алексей Евдокимов - Ноль-Ноль

— С чего вы взяли?

— Просто предполагаю. Он был человек психопатического склада, уже предпринимал суицидальные попытки…

— Он же не один ехал, с этой девицей…

— Вот именно.

— Что — вот именно? К чему вы вообще клоните?

— Да нет, это я так… — Фил вдруг ощутил полное отсутствие желания не просто продолжать разговор, а вообще пользоваться голосовыми связками.

…В одежде Каринки ее телефона не нашли. Отключен он был как минимум с утра того вторника, а в понедельник уже не отвечал.

…«Лучшее, что ты можешь сделать, — для вас обоих лучшее! — никогда не иметь с ним дела. Никакого. Не видеться. Не разговаривать. Вообще. Ты меня понимаешь?.. Ты со мной согласна?.. Ты обещаешь?..»

Прямо в ментовском коридоре он вытащил сигарету из пачки и по пути к выходу механически растер в кулаке.

Никому невозможно помочь. Не обманывай себя. Никому. Никому это не нужно. Не нужен ТЫ (как любой другой, посторонний) со своим знанием последствий, со своими предостережениями, со своим бескорыстием…

Эмоций не было. Словно он в принципе не способен был на них. Как андроид.

На улице молотил ледяной бешеный ливень, ноги с шумом въезжали в лужи. Фил торопливо нырнул в машину. Встряхнулся по-собачьи, обтер мокрыми руками мокрое лицо, кое-как зачесал волосы. К ладоням прилипла пара извилистых волосков — он отряхнул их с внезапной нестерпимой брезгливостью. Струи глухо, настырно барабанили в крышу, в утратившие прозрачность стекла, за которыми проползали расквашенные огни.

Фил не знал, сколько сидит без движения и мыслей, с сигаретной пачкой, забытой на коленях. Заголосил сотовый — дежурным звонком, каким он сигналил о вызовах с незнакомых ему номеров.

Голосил долго. Фил даже не стал его доставать. Так и не смог пошевелиться.

Артем молча выложил на столик перед Филом две пачечки распечаток со столбиками мелких цифр. Ксерокопии.

— Это что?

— Вот, — сыщик ткнул пальцем, — детализация ее номера. Вот, — тронул другую стопочку, — «деталь» этого ее Вити.

Фил механически пробежал глазами колонки номеров, поднял глаза на Артема. Ему показалось, что тот как-то отяжелел и потемнел, словно от сильной физической усталости. «Кто она для тебя?..»

— Посмотри, какие номера ты знаешь…

Фил кивнул. У него не было ни желания, ни намерения копаться в этих листках, да и вообще предпринимать что-либо (зачем теперь?..), но согласиться было проще, чем возражать.

Запарковав машину, Фил заскочил в магазин. Было около одиннадцати вечера. Он возвращался с пакетом к дому, когда на противоположной стороне пустой темной улицы заметил нестройную шеренгу, почти толпу, в три-четыре десятка человек обоего пола. Все без исключения характерно-чернявые, несомненно-«понаехавшие», они шли — брели — в направлении центра абсолютно молча (только шарканье ног слышалось), не глядя ни друг на друга, ни кругом: но не как зэки, которым запрещено поворачивать голову, а как люди, абсолютно не интересующиеся окружающим. Руки почти у всех были пусты, лишь пара мужчин тащила «челночные» сумки. Точно так же безмолвно и мрачно по обе стороны растянувшейся толпы шагали двумя редкими цепочками человек восемь ментов — здоровенных (почти все на голову выше конвоируемых), бесформенных, угрюмых. Не столько даже шагали, сколько бессильно брякали в асфальт высокими тяжелыми «гадами»… Фил наблюдал подобное впервые и не представлял, что именно происходит. Впрочем, живя всю жизнь в этом городе, удивляться он разучился.

Некоторое время они с этапом двигались параллельно, потом Фил свернул во двор, последний раз оглянувшись на удаляющихся прежним курсом хачей. Что-то жуткое, парализующее было в их мерном шаркающем топоте, ощущалось за ним не по-человечески равнодушное приятие мира, в котором бессмысленно и бесполезно все: действие и бездействие, послушание и несогласие, выживание вопреки всему или отказ от него…

Фил невнимательно слушал Артема, совавшего ему свои листики, и не вникал, чего именно тот хочет. Он слишком хорошо понимал, что сыщик действует не ради какой-то осмысленной цели, а глуша чувство вины и боли — и что на самого Фила такой самогипноз не подействует.

И все-таки он усадил себя за эти распечатки. Не из желания чего-то добиться, а просто из принципа, которого придерживался с незапамятных времен: если все равно, стоять или идти — лучше идти.

Принуждая себя, он добросовестно обводил ручкой номера, сверялся с памятью собственного телефона, корябал цифры и имена на отдельной бумажке. Отыскал карманный календарик, исчеркал его. Картина прояснялась, но Фил упорно не видел в ней ни смысла, ни пользы. В списках были знакомые номера, были неизвестные (в Витькиной «детали» последние, понятно, преобладали), совпадающие (мало) и нет… Один разве что, встречающийся в обеих распечатках, привлек Филово внимание, может, тем, что, судя по первым цифрам, включал код какой-то другой страны. Плюс три-семь-один — Филу это ничего не говорило.

Он посмотрел на календарь. С этого номера на Витькин несколько раз звонили в конце десятых и эсэмэсили в двадцатых числах августа… Аккурат, выходит, перед тем как — и непосредственно когда — с Витькой творилось странное…

Так. Каринка звонила по нему сама, начиная с вечера пятницы, первого сентября… несколько раз в течение нескольких дней… Тех самых дней (суббота, воскресенье), когда, явно будучи на взводе, она допытывалась у всех: «А для тебя я кто?»… Когда, под конец (в понедельник), она набрала-таки Стаса…

Фил уставился в одиннадцать цифр. Потом, пожав плечами, натыкал их на собственном телефоне. Он не знал, на что рассчитывал (что не возьмут трубку?), но когда там ответили по-русски молодым мужским незнакомым голосом, Фил сообразил, что понятия не имеет, что сказать.

— Добрый вечер, — пробормотал он, — меня зовут Филипп. Я знакомый Карины Липатовой.

— Здравствуйте, — вежливо и несколько удивленно, — это она дала вам номер?

— Карина умерла, — сказал Фил.

Пауза.

— Черт… — Если собеседник и притворялся, что растерян, то весьма талантливо. — От чего?

— Разбилась. На машине.

— Когда?

— Две недели назад.

— Да… — Парень, кажется, не знал, что сказать.

— Простите… Я могу узнать, с кем говорю?

Пауза.

— Вы не знаете, кому звоните?

— Ваш номер попал ко мне… отчасти случайно. Но я хотел бы задать вам пару вопросов. Насчет Карины.

— Н-ну? — Удивленное недовольство сменялось, кажется, осторожной иронией.

— Во-первых, как к вам обращаться?

Пауза.

— Ну, зовите меня Мас.

«Правильный мужик… Всегда полный порядок в мыслях и поступках… Позитив как цель и логика как средство… Железно контролирует себя и думает, что окружающее тоже можно и нужно упорядочивать…»