Саския Норт - Клуб гурманов

С тех пор как № 2 выписали домой, наши отношения стали и сексуальными тоже. Желание было таким сильным, нам так хотелось честной страстной любви, мое чувство к нему такое большое и сильное…

Я чувствую себя чудовищно виноватой из-за этого романа, но все равно не могу его прекратить. Я никогда еще не была такой счастливой и одновременно несчастной. Я живу украденными минутами, когда нам удается побыть вместе, а в остальное время я тоскую по нему так сильно, что мне становится больно.

Возможно, мы оба искали приключения или утешения, я не знаю. Проблема в том, что мы неожиданно влюбились друг в друга, а этого делать было нельзя. Я не хочу причинять боль моему № 1, и что еще важней, не хочу ранить детей. А № 2 сразу дал понять, что он никогда не оставит свою жену, потому что не сможет жить без детей.

Я могу рассказывать все это часами, но только это вряд ли кому-то нужно. Ты должна знать, что я тебе очень сочувствую, и ты не одна.

Слезы текли по моим щекам и прижатым ко рту рукам. Мне показалось, что Ханнеке говорила со мной. Как будто она была рядом, не физически, конечно, но ее слова жили в виртуальном мире, она все-таки что-то мне оставила. Не намеренно, а тщательно их спрятав. Но я нашла эти слова, и они глубоко меня ранили. Я была одной из тех подруг с идеальными на вид отношениями, у которой не нашлось времени на ее проблемы. Я провела мокрыми ладонями по волосам и задумалась, но так и не смогла вспомнить, чтобы она делилась со мной проблемами с Иво. Я даже не знала, что она когда-то лежала в клинике.

Ну вот, это все-таки случилось. Нас застали. Кое-кто, называющий себя другом, видел нас и рассказал его жене. У него дома начался настоящий ад. Мы только что 10 минут говорили по телефону, он совсем раздавлен. Она царапала, била, пинала его, ругалась и угрожала, что он никогда не увидит своих сыновей. «Только ударь меня, — кричала она, — у меня будет еще одна причина с тобой развестись». Как он может любить ее, предпочесть мне эту истеричную ведьму? Я сказала, что он должен пойти в полицию, но он не видит в этом смысла. Он считает себя виноватым и не хочет ни видеть, ни слышать меня. Он будет стараться сделать все возможное, чтобы спасти свой брак, как он мне сказал, и тогда я разозлилась, тупая идиотка. Он заплакал и сказал, что не может поступить иначе, что он не сможет стать счастливым, зная, что разрушил две семьи. И ведь это правда, черт возьми. Но только, Господи, как мне больно. Я буду заканчивать. Все время бегаю в туалет от нервов.

До скорого.

Господи, какой кошмар. Всю ночь говорили с № 1. Кричали, плакали. № 2 был здесь со своей женой и мы вели светскую беседу. В присутствии других она ведет себя как понимающая, милая женщина…

№ 1 закрылся у себя в кабинете. Он чувствует себя обманутым. Так ужасно видеть, сколько боли я ему причиняю. Это разбивает мне сердце. Впервые за многие месяцы я снова что-то к нему почувствовала, но он меня отталкивает. Я не знаю, наладится ли все это когда-нибудь. Очень боюсь, что останусь вообще одна. Мой № 1 больше всего боится, что об этом узнает вся деревня. Я пообещала ему, что никому не скажу.

Мы не общаемся почти месяц, но я все равно каждый час смотрю на мобильный, не пришло ли мне сообщение. Когда же пройдет эта тревога? Я схожу с ума. Мы видимся теперь только в присутствии других, и мне в такие моменты кажется, что все на нас смотрят. С ним что-то не так, я вижу это. Он ужасно замкнулся, много пьет и скандалит. Его жена, по-моему, задумала какую-то месть. Висит на шее у всех мужчин. Просто гадко смотреть, что никто не видит, какова она на самом деле. Я боюсь что-то сказать. Я боюсь, что тогда она причинит ему еще больше боли. Я ничего не понимаю. Теперь они вдруг собрались переехать…

Она что-то замышляет, я вижу… Мне страшно. И я одна. К счастью, у меня есть вы.

Случилась катастрофа. Мой любимый умер.

Это было ее последнее сообщение. Я закрыла сайт и посмотрела на окошко msn. Ввела адрес Ханнеке и попробовала разные пароли. С пятой попытки я зашла в систему. Паролем оказался ее домашний адрес.

«В этой папке сообщений нет», —

высветилось на экране. Все входящие и исходящие и-мэйлы были уничтожены. Меня кто-то опередил.

Я не знаю, как смогла продержаться в тот вечер, как я сидела за столом с Бабетт, Михелом и детьми, хотя чувствовала себя так, будто в голове гудел пчелиный рой. У меня даже получалось иногда улыбаться, притворяться, что я внимательно слушаю детские рассказы про школу, пожевать кусочек бифштекса и даже проглотить его, несмотря на стойкое сопротивление пищевода. Если Михел прикасался ко мне, я вздрагивала, как от удара током. При каждом взгляде на Бабетт меня переполняло отвращение к ней. Одно было совершенно ясно — эта женщина должна убраться из моего дома. Ее присутствие было как опасный смертельный вирус. Но решить проблему в этот же вечер было невозможно, это было бы слишком подозрительно.

Я по возможности небрежно поинтересовалась, как у нее дела с маклером, она вздохнула и ответила, что ужасно трудно снять хороший дом, который бы отвечал всем ее требованиям. У нее ведь был такой прекрасный дом. Она всегда мечтала состариться в том доме. Тут она снова пустила в ход слезы, попутно перебирая все, что было так прекрасно в ее доме: сидеть вместе у камина, просыпаться и смотреть в окно на лес, устраивать праздники в ее уютной гостиной.

«Заткнись, — думала я. — Избавь меня от этого спектакля». Но Михел уже втянулся и после третьего бокала тоже начал всхлипывать.

Я подливала в вино воду. Мне хотелось оставаться трезвой. Я придумала, что у меня болит голова, хотя так оно и было. Я убрала со стола, поставила грязную посуду в посудомойку, вымыла сковородки. Мне не хотелось участвовать в разговоре Бабетт и Михела, и я сказала, что пойду наверх к детям. Там я набрала ванну, усадила детей перед телевизором и разыскала визитку Дорин Ягер. Я понимала, что должна это сделать. Я позвонила ей с мобильного Михела и рассказала про письма Ханнеке в интернете. Она пообещала посмотреть, но сказала, что, к сожалению, это ничего еще не доказывает.

— Эверт лежал в психиатрической лечебнице. Мы не можем доказать, что она действительно его била и издевалась над ним. Это с таким же успехом может быть фантазией психически нездорового человека. Пришли мне по и-мэйлу ее фотографию, я сегодня вечером съезжу, покажу ее хозяину отеля. Сейчас могу тебе только сказать, что у нее нет судимостей. Это мы проверили.

Она сказала, что я должна быть осторожной, и в том числе остерегаться Симона.

— Дорин, — спросила я, чтобы растянуть разговор и отодвинуть подальше одинокую бессонную ночь, которая меня ожидала, — может, мне все это прекратить? Смириться с ситуацией. Я сама иногда не понимаю, ради кого все это делаю. Для Ханнеке, да и для тебя…