Боб Моррис - Багамарама

— Я с тобой.

Мы поцеловались, но она почему-то отстранила меня и усмехнулась:

— А также мне необходима зубная щетка. Удивляюсь, как тебе не противно. Пока не почищу зубы, никаких поцелуев.

И я снова ее поцеловал.

Вернувшись в комнату Бирмы Дауни, я усадил Барбару в кресло у окна, а мы с Педерсоном встали по обе стороны от нее. На нас были устремлены три пары глаз, женщины молча ждали.

— Попробую изложить свое видение событий, а вы помогайте, — обратился я к ним. — Я полагаю, вы все познакомились в заведении «Киски-Ириски», так?

— Ага, — промычала Тиффани. — Мы с Чери там работали, и Дуэйн там тоже шабашил. Бирма постоянно наведывалась — запала она на нашу «ягодку», да только та с Зой уже встречалась.

— Тиффани… — Зой сделала шаг к кровати. — Давай лучше я расскажу. Все это Дуэйн устроил, сама знаешь.

Тиффани опасливо отпрянула.

— Нет, это все ты! Ты!

Я встал между ними и крепко схватил Зой за плечи. Она вырвалась и отшагнула к перебинтованной женщине. Дрожа от ярости, вцепилась в спинку кресла, а я меж тем продолжал рассказ, неторопливо излагая свое видение событий и разжевывая шаг за шагом преступный замысел. По воле случая Тиффани услышала, что Барбара собирается навестить лорда Дауни, и тогда у злоумышленников созрел план перехватить меня у Бейпойнта.

— Однако очень скоро стало ясно, что у лорда Дауни, кроме крыши над головой, ничего по сути-то и нет. И тут судьба подкидывает замечательный шанс в лице Барбары. Глупо упускать такую возможность, вот вы и послали Дуэйна выяснить, что я за птица и стоит ли со мной связываться. Сошка мелкая, зато у меня есть нужные связи и рычаги, доступ к финансам Барбары. Увы, Дуэйн так торопился обратно, что не вытерпел и бросил меня в Менорка-Бич. Он спешил на ближайший рейс — хотел оказаться в Форт-Лодердейле раньше меня, чтобы похитить лорда с Барбарой и не дать нам переговорить. Его план осуществился лишь благодаря тому, что по пути к Барбаре мне пришлось спасать из воды старичка лорда. — Я взглянул на Тиффани и сказал: — За это тебе большое спасибо. Усердно опаивала старика наркотой, подсыпая ему лекарства в напитки.

— Я очень осторожно, чтобы ему плохо не сделать, — оправдывалась она. — Я правда не хотела.

— И ты же испортила коляску Брюса Геннона. Разъединила клеммы на аккумуляторе — и дело с концом, а потом благодушно предложила им с Барбарой прокатиться. Да только не в «Альбери» повезла, а прямехонько в логово.

Барбара сказала:

— Она сказала Брюсу, что ей надо на минутку в дом заскочить — мол, у нее тут подарочек для него припасен. А потом свет отключили…

Я взглянул на Зой.

— Ваших рук дело, — сказал я. — Рубильник вниз, и Кларисса в панике. Теперь бери старика голыми руками.

Зой даже глазом не моргнула. Впрочем, она и не возражала.

— Только Тиффани скрылась в доме, как вдруг на нас накинулись те двое, — проронила Барбара. — Связали и кинули в лодку. Лорд Дауни был на яхте, когда нас туда привезли. По пути Брюс чудом высвободился. Видно, решил, что в одиночку с тремя не справится, и прыгнул за борт.

Барбара закрыла глаза. Я положил руку ей на плечо, и она прикрыла ее своей ладонью.

— Брюс был отменным пловцом. Я даже не сомневаюсь, что он добрался бы до берега и позвал на помощь. Ночь стояла темная, он вполне мог бы скрыться. Да только Дуэйн развернул яхту и в два счета нагнал беглеца. Поставил за штурвал своего гнусного братца, а сам встал на носу с ружьем наперевес. Мерзавцы издевались над Брюсом, поддразнивали его и хохотали. Дуэйн принялся палить, но все мимо — видно, специально, чтобы Брюс истощил последние силы. И когда он стал захлебываться… — Барбара умолкла, отерла слезы и тяжко вздохнула. — Дуэйн предложил ему вернуться на бот. Брюс согласился — его уже вода не держала. Схватился за борт, стал подтягиваться, и тогда Дуэйн выстрелил.

Барбара разрыдалась у меня в объятиях. Я взглянул на Педерсона:

— Этих показаний достаточно?

— Более чем, — ответил инспектор. — Правда, хотелось бы кое-что уточнить. Я не все понял.

— Совершенно с вами солидарен. Думаю, кое-кто из присутствующих в состоянии пролить свет на недостающие подробности.

Я направился к инвалидному креслу.

— Не тронь ее, — пригрозила Зой.

— И в мыслях не было, — ответил я.

Женщина в кресле сидела прямо, устремив взгляд куда-то вдаль. Я нагнулся и потянул за край бинта, которым была обмотана ее голова. Она не пыталась меня остановить. Зой тоже не вмешивалась. Из-под повязки показались короткие каштановые волосы, лоб, большие карие глаза, высокие скулы, нос, рот, подбородок… Красивая женщина — и ни одного шрама.

— Вот и Чери Свонсон, если не ошибаюсь, — проговорил я. — Желаете что-нибудь добавить?

Конечно, прошло какое-то время. Сначала Барбара хотела только одного — чтобы я ее обнял, и спать, спать, спать. Мы оба измотались, так что с моей стороны возражений не было. Вернувшись в бунгало Гибискуса, мы стали единственными постояльцами «Альбери-Холла». Барбара говорила мало — во всяком случае, о событиях последних дней речи не заходило; ее едва хватало на односложные ответы и нейтральные комментарии типа: «Какой чудный воздух», или «Смотри скорее, там сойка!», или «Ах, мистер Пиндл такой милый человек!»

Впрочем, мало-помалу Барбара приходила в себя. Тягостные паузы в разговоре случались все реже, все чаще раздавался ее смех в награду за мои неловкие попытки ее развеселить. На вторую ночь мы раскупорили бутылочку «Шрамсберга» урожая девяносто восьмого года, поймали по радио волну с музыкой ретро и танцевали медленные танцы. А потом настало время любви и неземного блаженства. После мы лежали в постели, прижавшись друг к другу. В распахнутые окна вливался свежий океанский бриз.

Я сообщил Барбаре, что Линфильд Педерсон передал тело покойного фотографа представителям английского консульства.

— Его отправляют в Лондон на самолете, для церемониальной службы, — сказал я.

Мы помолчали. Барбара первой нарушила тишину.

— Как вспомню ту пещеру — мурашки по спине бегут. Вонь стояла страшная, да еще эти летучие мыши! Они дважды в день влетали и вылетали целой стаей, как по часам. А писк! Наверное, до самой смерти будет в ушах стоять.

Ее передернуло, она повернулась на другой бок и прижалась к моей груди.

— Честно, не думал, что старик перенесет этот кошмар, — проговорил я.

— Да и я поначалу за него сильно переживала. Зато в пещерах ему стало легче, без всей этой наркоты, которой его дома опаивали. Крепчал на глазах, живенький такой стал. А однажды ночью, когда сильно штормило, он вдруг взглянул на меня так жалостно и говорит: «Я ведь ее больше никогда не увижу, да?» Чувствовал, что Бирмы больше нет.