Джеффри Линдсей - Деликатесы Декстера

Сформулированная таким образом ситуация заставила меня почувствовать себя неуютно.

Лили-Энн преследовал идиот.

И меня тоже.

Я провел час с Ритой, наблюдая как Лили-Энн спит, возится и ест. Строго говоря, не самое продуктивное времяпрепровождение, но это оказалось куда интереснее и приятнее, чем я мог себе вообразить. Вероятно, считать своего ребенка потрясающим — это разновидность эгоизма: мне никогда не нравились другие младенцы. Но даже если я и был эгоистом, сейчас меня это устраивало. Рита дремала. Когда Лили-Энн начинала толкаться, она просыпалась. Через несколько минут она вздрогнула, вновь открыла глаза и посмотрела на часы над дверью.

— Дети. — сказала она.

— Да, — откликнулся я, наблюдая, как Лили-Энн реагирует на ее голос, сжимая и разжимая руку.

— Декстер, ты должен забрать Коди и Эстор с дополнительных занятий.

Я моргнул. Это было действительно так. Занятия заканчивались в шесть, и женщина, которая их вела, через четверть часа становилась очень нервной. Часы показывали шесть десять. Я должен был это сделать.

— Хорошо, — сказал я и встал, неохотно отрываясь от созерцания младенца.

— Привези их сюда, — попросила Рита с улыбкой, — им надо познакомиться с новой сестренкой.

К выходу я шел, представляя себе удивительную сцену: Коди и Эстор осторожно входят в палату, и когда видят маленькое чудо — Лили-Энн, их лица озаряются любовью и восхищением. Я четко видел в своем воображении эту картину, переданную с талантом Леонардо да Винчи и Норманна Рокуэлла, вместе взятых. Я улыбался, пока шел к лифту. Улыбался настоящей улыбкой. Настоящей, не деланной, а непринужденной человеческой улыбкой. И, конечно, Коди и Эстор скоро будут точно так же улыбаться, глядя на свою сестренку, как и я понимая, что Темный Путь утратил свою привлекательность для них.

Коди и Эстор тоже обречены блуждать среди теней. Такие же монстры, как и я, брошенные во тьму жестокостью своего биологического отца. И я в своей извращенной гордости пообещал вести их по Пути Гарри, научить безопасности и соблюдению кодекса для того, чтобы стать хищниками, каким был я сам. Но появление Лили-Энн все изменило. Они тоже должны понять: мир теперь другой, и больше нет необходимости красться и убивать. И как мог я в этом прекрасном новом мире даже думать о том, чтобы помочь им рухнуть в эту страшную бездну смертельного удовольствия?

Я не мог. Все стало новым сейчас.

Я приведу их к свету, покажу им Путь Добра, и они вырастут порядочными людьми, или, во всяком случае, их подобием. Люди меняются, разве я сам не менялся прямо на глазах? Я уже обзавелся эмоциями и настоящей улыбкой, так что все возможно.

Итак, на волне настоящей человеческой уверенности в том, будто весь мир скоро будет усыпан цветами, я поехал за детьми. Их дополнительные занятия проходили в парке недалеко от нашего дома. На дорогах наступил час пик во всей своей смертоубийственной красе, и я внезапно понял, что заставляло водителей Майами вести себя так. Не злоба, как я полагал раньше, а нетерпение. Каждого из них дома ждал кто-то, кого они не видели весь долгий и унылый рабочий день. Естественно, им не нравилось, когда другой водитель задерживал их. У каждого из них дома была своя Лили-Энн, и, понятно, им не терпелось ее увидеть.

У меня закружилась голова от этой мысли. Впервые я почувствовал свое родство с этими людьми. Мы были вместе, целый океан человеческих существ, соединенных общей целью. Я обнаружил, что напеваю приятную мелодию и понимающе киваю головой, прощая проносившимся мимо меня водителям их поднятые средние пальцы.

Я добрался до парка, опоздав всего на несколько минут, и молодая женщина, в нетерпении стоявшая у двери, улыбнулась с облегчением, передавая мне Коди и Эстор.

— Мистер… эмм… Морган? — спросила она, роясь в сумочке. — Как поживает… эмм…

— С Лили-Энн все прекрасно, — ответил я, — очень скоро она будет на ваших уроках рисования пальцами.

— А миссис… эмм… Морган?

— Она отдыхает, — что, видимо, было правильным клише. поскольку она кивнула, опять улыбнулась и вставила ключ в замочную скважину.

— Ну хорошо, ребята, — сказала она, — до завтра. Пока! — И торопливо пошла к своей машине, припаркованной в противоположном конце стоянки.

— Хочу есть, — заявила Эстор, когда мы подошли к машине, — когда обед?

— Пицца, — произнес Коди.

— Сначала мы поедем в больницу, — возразил я, — чтобы вы могли познакомиться со своей новой сестренкой.

Эстор взглянула на Коди, Коди — на нее, и они оба посмотрели на меня.

— Младенец, — пробормотал Коди, качая головой. Он никогда не говорил больше двух-трех слов сразу, но мог ими выразить все, что угодно.

— Мы хотим сначала поесть, — возразила Эстор.

— Лили-Энн ждет вас. И ваша мама тоже. Садитесь в машину.

— Но мы голодные, — не успокаивалась Эстор.

— Вы не думаете, что знакомство с сестрой важнее? — поинтересовался я.

— Нет, — ответил Коди.

— Младенец никуда не уйдет, он вообще ничего не делает, кроме как лежит и, может быть, пачкает пеленки, — сказала Эстор. — А мы просидели здесь несколько часов и проголодались.

— Вы можете съесть шоколадку в больнице.

— Шоколадку?! — возмутилась Эстор так, будто я предложил ей падаль недельной давности.

— Мы хотим пиццу, — сказал Коди.

Я вздохнул. По всей видимости, розовые очки не заразны.

— Просто сядьте в машину, — попросил я.

Переглянувшись и мрачно посмотрев на меня, они это сделали.

По идее путь обратно должен быть таким же, как и дорога туда, но мне показалось, что он вдвое длиннее, поскольку Коди и Эстор всю дорогу хранили угрюмое молчание. Кроме тех моментов, когда мы проезжали мимо пиццерий. Тогда Эстор кричала: «Вон “У Папы Джона”», — или Коди спокойно произносил: «Домино». Я всю жизнь ездил по этим улицам, но никогда раньше не замечал, какой неотъемлемой частью цивилизации Майами стала пицца. Город был буквально завален ею.

Более слабый человек, конечно, не выдержал бы и притормозил у какого-нибудь из заведений, тем более что запах горячей пиццы каким-то образом проник в машину, несмотря на включенный кондиционер, а я ведь тоже не ел уже несколько часов. Мой рот начал наполняться слюной, и каждый раз, когда кто-нибудь из детей произносил «Пицца Хат», я испытывал огромное искушение остановиться и наброситься на большую пиццу со всеми начинками. Но Лили-Энн ждала, и я не был тряпкой. Сжав зубы, я ехал по узкому и прямому шоссе Дикси. Вскоре я снова оказался на парковке больницы и попытался заставить двух упирающихся детей войти в здание.

Весь путь через парковку они преодолели, едва волоча ноги. Один раз Коди даже остановился и начал оглядываться, будто его кто-то окликнул, и с большой неохотой согласился двигаться дальше, хотя до тротуара мы еще не дошли.