Михей Натан - Боги Абердина

— А где сейчас находится книга?

— В монастыре святого Тельдена, — сообщил Арт. — Она хранится в архивах одного старого монастыря бенедиктинского ордена. Но посмотрим дальше, ведь это вполне могла быть подделка. Со старыми книгами никогда не знаешь, что выйдет: иногда подделки выглядят лучше, чем подлинники…

Он встал и потянулся. Я огляделся в ресторане, провел рукой по гладкой лакированной поверхности нашего столика, коснулся бархатных занавесок на окне и поболтал подтаявший лед в стакане.

«Где я был в прошлом году в это время? — подумал я. — Сидел на коричневом ковре в квартире в Стултоне? Страдал на уроке математики мисс Гойнер?»

— Я останусь здесь ненадолго, — сказал я вслух.

Арт улыбнулся. Я думаю, он все понял, зная, что мне не хочется спать, что я получаю огромное удовольствие. Артур пожелал мне спокойной ночи и ушел. Перед тем, как дверь между вагонами закрылась, в ресторан ворвался порыв холодного воздуха, и я услышал металлический лязг.

Внезапно появился официант, материализовавшись из мрака, окружавшего наш столик. Он спросил, не хочу ли я чего-нибудь еще. У него были усталые, но дружелюбные глаза. Я заметил, что официант очень молод, практически одного со мной возраста.

— Колоду карт, если она у вас есть, — сказал я.

Он вскоре вернулся с запечатанной колодой. Следующие два часа я играл в свою любимую игру на одного — в «Сорок разбойников». Предположительно, за ней Наполеон предпочитал проводить время в ссылке на острове Святой Елены.

В ту ночь я лежал на полке, мягкое покачивание поезда расслабляло меня, пока мы неслись по погруженной в темноту сельской местности. Я снова и снова проигрывал у себя в голове рассказ Арта. Следовало признать, что он был фантастическим. Мне, шестнадцатилетнему парню, все казалось возможным, однако даже тогда я почувствовал элемент мифологии. Монах в поисках бессмертия. Выход из милости. Нервные горожане с местным священником приходят в панику, которая выливается в религиозную истерию. Таинственное исчезновение и загадочные подсказки (книга, Грааль), оставленные заключенным.

Но в отличие от большинства легенд, которые я знал, здесь фантазия просачивалась в реальность. У меня были те же ощущения, что и у археолога, который выкопал из земли топор Пола Буньяна. Топор нашли рядом с окаменелой бедренной костью его голубого вола. Возможно, это окажется розыгрышем, более подходящим для «Необъяснимых существ, животных и явлений древнего и современного мира». Я успокоился, решив, что узнать ничего невозможно, пока мы не увидим книгу. С этой мыслью я спокойно заснул.

Проснулся я под стук поезда. За окном проносилась коричневато-серая местность. Арт уже открыл глаза, он лежал на нижней полке и чистил очки краем футболки. Похоже, Артур давно не спал. Он побрился, заправил постель, сумки стояли у двери.

Вдали виднелись горы — неровные черные вершины на горизонте. Нас окружали вечнозеленые деревья, но по мере приближения к цели лес редел и, наконец, перешел в голый, холодный, неровный пейзаж. На нем встречались лишь маленькие, чахлые низкорослые кустарники. Местность оказалась плоской, как американский Средний Запад, но окрашенной в свинцовые и оловянные цвета. Вдали текла река, черная и неторопливая. Она бесцельно петляла, приближаясь к горам, ползла мимо деревушки, которая выглядела размытым пятном на горизонте. Стали появляться четкие очертания — дымовые трубы, некоторые из которых бездействовали. Другие же выпускали черный дым, который поднимался в серое небо, словно пальцы похороненной руки.

— Остатки коммунистической промышленности, — сказал Арт.

Мы проехали мимо города. Глядя на квадратные здания, приземистые плоские дома цвета бетона, я решил, что никогда не видел более унылого пейзажа. Американский Средний Запад был живым, излучал жизненную силу. Несмотря на обширность и пыль, там в почве чувствовалась душа. Если ты разрезал землю, она плакала.

Теперь же мы ехали по земле, покрытой шрамами и выглядевшей побитой, словно старая кость с высосанным костным мозгом.

Наш поезд катился вверх по склону, по узкому проходу, вырубленному в густом лесу. За спиной исчезали равнины, словно отлив. Вскоре мы оказались среди возвышенностей, там росли сосна и дуб, поднимаясь из покрытой снегом земли. Мимо нашего окна пронеслась стая черных птиц. Когда мы поднялись выше в горы, поезд замедлил ход. Снег покрывал верхушки деревьев. По обеим сторонам железнодорожного полотна росла густая чаша, молчаливые сосны возвышались над нами, словно лапы динозавров.

Пошел снег, теперь небо по виду напоминаю грифельную доску с трещинами. Пейзаж немного изменился. Заваленная снегом чаща за окном уступила место предгорьям, покрытым ледяной коркой вечнозеленым деревьям и голым ясеням, затем появились хутора с маленькими домиками, которые стояли посреди изрезанной бородами замерзшей земли.

— Вот она, — произнес Арт, показывая из окна.

На нечетком, размытом горизонте сквозь снежные хлопья проступили высокие готические шпили замка Градчан и невыразительная планировка городского пейзажа внизу. Затем мы увидели узкую реку Влтаву, которая пролегала перпендикулярно нашему движению прямо через центр города, а потом на север, к горам, покрытым темно-серой дымкой.

— Вот она, — повторил Артур, и его глаза засияли. — Это Прага.

Прага — это город наложений, путаница, оставшаяся после того, как мистик столкнулся с прагматиком, а язычник воевал с христианином. Это был дом рыцарей-тамплиеров, Казановы, Моцарта, Тихо Браге и Иоганна Кеплера. Герб чешской столицы — рука, держащая меч и высовывающаяся из дверного проема. Человек, который держит меч, скрыт. Герб предупреждает тех, кто не понимает: опасность в том, что ты не видишь. На протяжении всей истории проявлялся этот парадокс. Чешский философ шестнадцатого века Давид Ганс попытался примирить теорию Коперника с иудейскими верованиями, но в то же время на другой стороне реки рабби Леви занимался кабалистическими ритуалами, пытаясь оживить големов из глины, собранной на берегах Влтавы. Вот она, все та же схема — алхимик против ученого, тьма против света, священное против мирского. Статуя черной Девы Марии на улице Целетна — манифестация египетской богини Исиды, фригийской Кибелы и греческой Деметры. Пока советские танки грохотали по улицам в 1968-м, старые чехи, которые все еще помнили прошлое, молились языческой проповеднице Либуше, которая спит вместе со своей армией витязей в катакомбах под Вышеградом. Некоторые верят, что Прага — это то место, в котором разорвана полупрозрачная ткань между тем миром, который мы знаем, и нижней частью неизвестного. Арт в такое верил. Именно это привело его назад в город.