Сиссель-Йо Газан - Перо динозавра

— В семье у Йоханнеса?

— Да.

— Мы, кажется, были знакомы всего пять недель, когда Йоханнес разорвал отношения с Йоргеном, а тем самым и с Янной. Позже Йоханнес несколько раз пытался возобновить отношения с матерью, но Йорген пресекал эти попытки, и Йоханнес, конечно, ужасно расстраивался. У него никогда не хватало сил остановить напор Йоргена Кампе, поэтому, когда он вырос, его стратегией выживания стало освободиться из-под влияния Йоргена полностью. Мы много говорили о том, что ему со всем этим делать. Когда Йорген умер, Йоханнес надеялся, что теперь все изменится. Вскоре после похорон он поехал проведать мать и узнал, что Йорген вычеркнул его из завещания. На это Йоханнесу по большому счету было наплевать — но Янна заявила, что он приехал единственно за тем, чтобы получить наследство, и это совершенно выбило у него почву из-под ног. В тот вечер он навсегда закрыл за собой дверь родительского дома. Йоханнес рассказал мне все это, когда вернулся… — она неуверенно взглянула на Сёрена. — Сама я так и не успела с ними встретиться, но…

— И все-таки вы, похоже, очень категоричны в своих заключениях, — возразил Хенрик. Сёрен раздраженно пошевелил ногами под столом.

— Я доверяла Йоханнесу. Он заслуживал доверия. В каком-то смысле он был искалечен воспитанием, — она скорчила гримасу, — но он был очень хорошим человеком. Очень старался в отношениях с людьми, и никогда не стал бы выдумывать таких историй про свою семью. Никто не стал бы оговаривать так своих родителей, тем более Йоханнес. Он был для этого слишком… умный, — она высокомерно посмотрела на Хенрика и снова повернулась к Сёрену.

— Я все-таки хотел бы услышать ответ на свой вопрос, — упрямо сказал Хенрик. Сюзанне посмотрела на него так, как будто считала неприличным его вмешательство в разговор, и Сёрен не мог не позлорадствовать.

— Что, если вы ошибаетесь? Что, если Янна и Йорген Кампе на самом деле были приятными людьми с самыми лучшими намерениями, а Йоханнес пустил вас по ложному следу?

— Нет, это невозможно, — уверенно ответила Сюзанне. — Человек всегда чувствует такие вещи. Вы же понимаете, о чем я говорю, — она снова смотрела на Сёрена, как будто Хенрик ее не интересовал. — Человек прекрасно знает, когда имеет дело с игрой на публику. Да, бывает так, что порой мы решаем игнорировать очевидные сигналы, но в глубине души мы все равно все знаем. Я в это верю, — она вздохнула и продолжила: — Да, у Йоханнеса было много проблем, но он сам сделал из себя человека, отлично функционирующего в жизни, хотя и очень нежного. Человека, который разделался со своим прошлым и с оптимизмом смотрит в будущее.

— Он был бисексуал? — с напором спросил Хенрик. Сюзанне продолжала какое-то время смотреть Сёрену в глаза, потом медленно повернула голову к Хенрику.

— Нет, — ответила она.

— Вы уверенны?

— Абсолютно. Мы строили наши отношения на полной открытости. No code, no core, no truth. Это относилось и к нашей сексуальной жизни. Все было разрешено, у нас не было табу, и нет, у Йоханнеса не было никаких бисексуальных склонностей.

— Да он же в платьях ходил, — зло возразил Хенрик, указывая на папки с материалами дела, которые лежали перед ним на столе. — Я видел много его фотографий в платьях.

— Да, ходил. Но человек не становится гомосексуалистом от того, что ходит в платьях. Точно так же, как штаны не делают из человека гетеросексуала, — сказала Сюзанне, глядя на джинсы Хенрика в стиле 80-х годов. — Йоханнес был трансвеститом. Ему нравилось приходить в «Красную маску» в юбке и с полным макияжем. Ну и в чуть более смелых нарядах — в «Инкогнито», — Сёрен ощущал, как в Хенрике нарастает раздражение.

— Трансвеститы же и есть гомосексуалисты, — упрямо возразил он. Сёрен почесал затылок.

— Ага, а все мотоциклисты безмозглые, а все педофилы носят усы, — миролюбиво ответила Сюзанне Винтер и задержала взгляд на усах Хенрика, которые не мешало бы подстричь. — Вы что-то плохо подготовились к занятию, — твердо сказала она. — Трансвеститы — это люди, которых возбуждает так называемый «кроссдрессинг», то есть ношение одежды, которая традиционно связывается с противоположным полом. Транссексуалы — это женщины и мужчины, которые чувствуют себя плохо в данном им от природы теле и поэтому хотят сменить свой пол с помощью операции. Но транссексуалов нельзя рассматривать как гомосексуалистов, даже если они испытывают тягу к представителям одного с ними пола, потому что… да, ну это ведь логично. Если человек на девяносто процентов является женщиной и влюблен в мужчину, но у него до сих пор есть причиндал только по той идиотской причине, что в этой стране очереди на операцию, черт бы их побрал, такие длинные, мы же не будем считать его мужчиной. Не причиндал ведь делает мужчину мужчиной, правда? — Сюзанне Винтер пристально посмотрела на джинсы Хенрика.

Сёрен прекрасно понимал, что точка кипения близка.

— Давайте-ка вернемся к нашим баранам, — прочирикал он. Сюзанне Винтер посмотрела на него открытым взглядом.

— Йоханнес не был бисексуалом, — твердо повторила она. — Почему это вообще так важно?

— У нас есть основания полагать, что Йоханнеса убил мужчина. Об этом говорят некоторые детали, найденные на месте преступления, которых я не могу раскрыть…

— Да, конечно, я понимаю, — сказала Сюзанне.

— Ага, спасибо, — глупо ответил Сёрен. Повисло молчание.

— Ну и правда же, — сказал он в приступе доверия. — Я и сам думал, что он гомосексуалист. Из-за одежды и вообще всего внешнего вида. Мы видели фотографии с сайта «Красной маски». С нашей стороны, конечно, неправильно, что мы… — Сёрен откашлялся. — Да, что мы… что я не понимаю точного значения некоторых терминов. И то, что мы нашли на месте преступления… ох. Эта сцена просто… Ладно, на месте преступления была найдена сперма, и это не сперма Йоханнеса.

Хенрик изумленно уставился на него.

— И похоже, что Йоханнеса сперва подвергли очень жестокому насилию, а потом убили.

— Ты что делаешь, а? — Хенрик вскочил и указывал пальцем на Сёрена. — Ты что, чокнулся, что ли? — Рука Хенрика была в десяти сантиметрах от лица Сёрена, когда тот схватил ее за запястье.

— Сядь, — сказал Сёрен и сам усадил Хенрика на стул. — Я знаю, что делаю.

— Ты раскрываешь свидетелю обстоятельства дела, которыми он может злоупотребить, — прошипел Хенрик. — Мне, мать твою, страшно осточертели эти твои сольные выступления, понял? Ты сошел с ума, Сёрен. Что с тобой творится, черт побери?

— Я ей доверяю, — рявкнул вдруг Сёрен. И Хенрик, и Сюзанне вздрогнули. — Просто доверяю тому, что вижу, задери тебя лягушка! — он яростно указал двумя пальцами на свои глаза. — Понимаешь ты или нет? У нас нет никаких зацепок в этом деле, потому что мы видим только то, что видели вчера, все то же старое дерьмо. Мы ослепли, — он чуть сбавил напор. — Мы ослепли. Все это в несколько слоев обернуто ложью, так что я ничего не могу разглядеть. Теперь я хочу зайти с другого конца, понимаешь? С того места, где вода чистая и не взбаламученная. И я знаю, когда кто-то врет, — он задержал взгляд на лице Хенрика и прищурил глаза. — Уж поверь мне, кто-кто, а я знаю, врет человек или нет. И она не врет. Вы не врете, — последнюю фразу он сказал, повернувшись к Сюзанне Винтер.