Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы

В последнее время жизнь не оставляла места для живописи, и теперь Ник понял, как многого ему недоставало.

– Разложи вещи и можешь помочь мне, – объявила Эмили, поднимаясь. – Караваджо или кто еще, но выбросить виноград я никому не позволю.

Ник уже знал, что будет считать дни, пока не увидит картину вблизи, вживую, прекрасную, как и в день ее завершения. И вместе с Эмили.

– Каждого иногда кусает ящерица. Важно то, что случается потом.

– Зачем тебе это надо?

Вопрос показался ему странным.

– Такая у меня работа.

– И больше тебя ничто не интересует? Ни цель, ни цена?

Рафаэла все еще сидела на скамейке и, похоже, не собиралась подниматься. Вдалеке прозвучал гудок отходящего от пристани вапоретто.

– Такая у меня работа, – повторил Фальконе.

– Но зачем? В квестуре слушать тебя никто не станет. Не захотят. Да и твои коллеги… Ты уже рассказал им?

– Нет. Хотел сначала поговорить с тобой.

– Джентльмен всегда джентльмен, да? – Она усмехнулась.

– У меня есть улика. Я получил ее от тебя. Рубашка с монограммой Мэсситера и кровью Беллы. Во втором образце ДНК, полученном из пота, отсутствует Y-хромосома. К сожалению, результат Тереза получила слишком поздно, буквально за несколько минут до смерти Мэсситера, так что воспользоваться им мы уже не успели. ДНК без Y-хромосомы – это женская ДНК. У нас нет твоего образца, но готов держать пари, что совпадение будет полное.

– Ничего удивительного, ведь стиркой в доме занималась я. Причем многое стирала вручную.

– Тогда…

Такой возможности Лео Фальконе, к сожалению, не предусмотрел и теперь вдруг осознал, что за время пребывания в больнице потерял былую цепкость. И все же один факт еще оставался. Факт, который нельзя опровергнуть.

– Я попросил Терезу принести рубашку. Монограмма вышита вручную, что довольно необычно для человека, покупающего рубашки дюжинами, даже от самых лучших портных. Здесь же крой выдавал массовую продукцию. Такую мог носить Уриэль, но не богатый англичанин.

Рафаэла посмотрела на него с интересом, но ничего не сказала.

– Ты сама нашила буквы на запачканную кровью рубашку Уриэля, когда поняла, кого подозревает Ник. Свалить вину на Альдо Браччи не получилось, и твоей следующей целью стал Мэсситер. При этом ты не спешила, дожидаясь заключения сделки. Разумеется, экспертиза все прояснит.

– Ты инвалид, Лео. Почти калека. И уж никак не инспектор, ведущий расследование убийства. Не тот покрой? Нашитые вручную буквы? Неужели ты всерьез полагаешь, что кто-то, кроме меня, станет тебя слушать?

Он уже сомневался, что хочет поделиться с кем-то своими успехами.

– Признаюсь, я обрадовался. Если бы рубашка действительно принадлежала Мэсситеру, это означало бы только одно: что ты украла ее заранее, с определенной целью, и тогда речь шла бы уже об умышленном убийстве, а не о спонтанном, под давлением обстоятельств решении. Я был очень рад, что не ошибся.

Признание далось нелегко, а взгляд Рафаэлы окончательно смутил Фальконе.

– Мужчины ужасно невнимательные. Таких вещей, как стирка, уборка, штопка, для них как бы и не существует. Это же так уныло. Так однообразно. Так скучно. Кто этим занимается, им неведомо и неинтересно. Такими же были и мои братья. Даже Уриэль, самый человечный из них. Я была для них всего лишь частью домашнего механизма. Чем-то вроде машины или служанки.

– Ты так говоришь, словно ненавидела своих братьев.

Рафаэла вздохнула. Взгляд ее ушел в сторону кедровой аллеи, отделявшей кладбище от шедшей по периметру острова каменной стены и лагуны. Погода менялась, поднялся ветер, и деревья негромко шелестели под его порывами.

– Иногда ненавидела. Нечасто. Я ведь женщина. Мне приходилось выслушивать пустую болтовню Микеле, рассуждавшего о том, как когда-нибудь мы снова разбогатеем. Приходилось терпеть Габриэля, изо дня в день относившего на склад то, что невозможно продать, хотя стоило лишь оглядеться вокруг, и мы могли бы производить что-то более современное и хоть немного зарабатывать.

– Микеле считал, что думать за всех должен капо.

– Вот именно. И что женщина ни на что большее, чем стирка и готовка, не годится.

– Извини. – Фальконе в изумлении покачал головой. – Я-то предполагал, что дело немного в другом.

Он замялся, но, поймав ее непонимающий взгляд, все же продолжил:

– Мэсситер… Я допускал, что Белла была не единственной, кого он сумел покорить. Что, может быть, в этом деле какую-то роль сыграла и ревность.

Она громко рассмеялась и тут же отвернулась, закрыв лицо руками.

– Ты думал, что я могла лечь с этим мерзавцем? – В ее глазах блеснули слезы. Слезы, как ему показалось, удивления и веселья. – Господи, Лео… Как можно быть настолько слепым? А ведь ты наблюдателен. Ты проницателен. В других вопросах. Честное слово, порой ты меня изумляешь.

Фальконе так не считал – ревность все же присутствовала, а чувства, на его взгляд, всегда все усложняли.

– Я вообще ни с кем не спала, – продолжала Рафаэла. – Такая вот сорокасемилетняя старая дева, целомудренная невеста веры. Веры в то, что Арканджело – величайшие на земле стеклоделы, что надо только немного подождать, пока это признает и весь остальной мир. Мы – застывшие в янтаре насекомые. Мы ждали несбыточного, и никто этого не понимал, кроме меня. – В ее глазах вдруг блеснула злость. – Что бы ни предложил за остров Мэсситер – мы бы взяли. Я не собиралась упускать последний шанс. Тем более из-за такой шлюшки, как Белла, которая спала со всеми подряд, а потом навешивала на себя ценник.

– Она рассказала тебе о беременности?

Рафаэла тряхнула головой.

– Конечно, рассказала! Или ты меня не слушаешь? Я был; служанкой. Я стирала, мыла посуду, готовила и убирала, тогда как она, проведя час-другой в мастерской, остальное время трахалась со всей Венецией. Да, Белла рассказала мне, потому что это не имело для нее никакого значения. Она верила в сказки Микеле. Верила, что мы нужны Мэсситеру больше, чем он нам. Поэтому и пыталась выжать из него побольше. Она была настолько глупа, что не понимала очевидного: от этой сделки зависело будущее нас всех.

– Ты могла бы ее переубедить.

– Да что с тобой, Лео? – раздраженно бросила она. – Кто станет слушать служанку! Если бы Белла умерла, как и должна была умереть, выиграли бы мы все. А так… Да! Я действительно послала Альдо ключи с запиской. Рассчитывала, что он явится и выставит себя дураком, ничего больше, а если примет на себя вину, то так тому и быть. Или бросит подозрение на Мэсситера, а Ник загонит англичанина в угол. При условии, конечно, что деньги мы уже получим.

Она вздохнула и отвернулась к могиле. На белом камне четко проступало выбитое совсем недавно имя.