Маргарет Миллар - Как он похож на ангела

— Вот еще!

— Да, ты считаешь, что мистер Куинн — принц, который увезет тебя отсюда и превратит в красавицу с помощью чудесной мази. Какая глупая мечта!

И она повернулась к лохани с грязной посудой. Вода остыла, и на поверхности плавал жир. Тарелки теперь не намылишь. Заставив себя опустить руки в грязную воду, она попробовала вспомнить песню, которую пела, но слова не казались ей больше пророческими, они звучали грустно и вопросительно: «Будет новый день наш славен? Да иль нет, Господь?»

В полдень им велели собраться у алтаря во дворе Башни, и Учитель, выведя за собой худого, высокого человека в очках, уже бритого наголо и в таком же одеянии, как у всех, сказал:

— С радостью и умилением представляю вам Брата Ангельское Терпение, который пришел, чтобы разделить наш жребий в этом мире и нашу славу в мире ином. Аминь.

— Аминь, — сказал Брат Терпение.

— Аминь, — отозвались остальные. Затем им было велено разойтись, и они вернулись к своим делам, каждый в мыслях о новом Брате. Брат Свет отправился на скотный двор, думая по дороге о мягких, изнеженных руках новичка, с удовольствием представляя, как они покроются ссадинами и загрубеют. Сестра Смирение в ужасе побежала на кухню.

«Он не старик! Но плохо видит, и надо надеяться, не сразу заметит Карму. О Господи, почему она так грубо и быстро взрослеет?»

Брат Венец, садясь в трактор, радостно насвистывал в щель между передними зубами. Он видел машину новичка. Какая она красивая и как плавно урчание мотора переходило в низкий, мощный рокот! Он представил себя за рулем: нога жмет на акселератор, и он летит по горным дорогам, только шины скрипят на поворотах. Зззу-мм, берегись, зззу-мм!

Братья Верное Сердце и Голос Пророков пропалывали овощи в огороде.

— Главное, сильная ли у него спина? — говорил Брат Сердце. — Руки и ноги от работы крепнут, но сильная спина — это дар Господень!

Брат Голос послушно кивал, мечтая о том, чтобы Брат Сердце замолчал хоть на минуту. К старости он сделался ужасно болтлив.

— Да, сэр, сильная спина у мужчины и изящные, маленькие руки и ноги у женщины — это дары Господни. Ты согласен, Брат? Ах, женщины! Признаться, мне их недостает. Хочешь, скажу тебе секрет? Я никогда не был красавцем, но женщины во мне души не чаяли.

Брат Голос снова кивнул. «Если он сейчас же не замолчит, я его убью».

— Ты сегодня не в духе, Брат Голос? Опять плохо себя чувствуешь? Совсем тебя плеврит замучил. Хватит работать, отдохни. Сестра Благодать говорит, что тебе нельзя перетруждаться. Пойди полежи в тени.

Учитель поднялся на вершину Башни и стал у окна, глядя на синее озеро в зеленой долине и на зеленые горы в синем небе. При виде этой картины он обычно чувствовал прилив сил, но сегодня он ощущал себя старым и разбитым. Ему было трудно испытывать Брата Терпение, одновременно подвергаясь его испытанию, и следить, чтобы Мать Пуреса была спокойна. По мере того как ее тело слабело, она все глубже погружалась памятью в прошлое. Отдавая приказания Каприоту, умершему тридцать лет назад, она приходила в негодование оттого, что он их не выполняет. Она звала родителей и сестер и горько плакала, когда они не отзывались. Иногда она начинала перебирать четки, которые у нее было невозможно отнять, и читала молитвы, заученные в детстве. Нового Брата она возненавидела сразу же, проклинала его по-испански, грозилась побить хлыстом и кричала, что он хочет ее ограбить. Учитель понимал, что скоро она не сможет жить в Башне, и молился, чтобы она умерла прежде, чем ему придется ее отослать.

Когда он представлял общине нового Брата, Мать Пуреса отдыхала у себя в комнате. Подойдя теперь к ее двери, он тихонько постучал и спросил:

— Ты спишь, радость моя?

Она не ответила.

— Пуреса, ты спишь?

Тишина. «Спит, — подумал он. — Смилуйся над ней, Господь, пошли ей сейчас смерть».

Заперев комнату на засов, чтобы она не могла выйти, Учитель вернулся в свою комнату и приступил к молитве.

Мать Пуреса, следившая из-за алтаря во дворе, как он запирает ее дверь, тихо рассмеялась и хихикала до тех пор, пока на глазах у нее не выступили слезы.

Она не спешила уйти. Здесь было так хорошо, так прохладно. Глаза ее закрылись, подбородок ткнулся в иссохшую грудь, и в этот момент с неба на нее обрушился Каприот.

Она шла по дороге, напряженно выпрямившись и отставив от тела руки, будто ребенок, который испачкался во время игры. Даже издали Куинн видел, что это кровь. Вся ее одежда была в крови.

Остановив машину, он побежал ей навстречу.

— Мать Пуреса, что вы тут делаете?

Она смотрела на него без испуга или удивления, как на совершенно незнакомого человека.

— Ищу умывальную. Я испачкала руки. Они липкие, и это ужасно неприятно.

— Где вы их испачкали?

— Там. — Она неопределенно махнула рукой.

— Но умывальная в противоположном направлении.

— Подумать только! Я опять заблудилась. — Она поглядела на него с любопытством, склонив к плечу голову, как птица. — А откуда вы знаете, где умывальная?

— Я бывал тут прежде. Вы говорили со мной и обещали прислать официальное приглашение через Каприота.

— Боюсь, что ничего не получится. Каприот у меня больше не служит. На сей раз он слишком много себе позволил, и я велела ему убираться до захода солнца… Вы, наверное, думаете, что это настоящая кровь?

— Да, — сурово сказал Куинн. — Да, это кровь.

— Глупости! Это сок. Какой-то сок, в который Каприот влил крахмала, чтобы подшутить надо мной. Дерзкая и жестокая шутка, вы не находите?

— Где он сейчас?

— Там.

— Где?!

— Молодой человек, если вы будете кричать на меня, я прикажу вас выпороть.

— Мать Пуреса, это очень важно, — сказал Куинн, пытаясь смягчить голос, — кровь настоящая.

— Вы все-таки попались на его удочку. — Она коснулась пятна на груди, которое уже потемнело и начало засыхать. — Настоящая кровь? Вы уверены?

— Да.

— Боже, он не поленился собрать настоящую кровь и облиться ею с головы до ног! Какая обстоятельность! Откуда он ее взял, по-вашему? Из барашка или из курицы. А, я поняла! Он сделал вид, что принес себя в жертву на алтаре… Куда же вы, молодой человек? Не бегите, вы обещали сказать мне, где умывальная.

Она смотрела ему вслед, пока он не исчез за деревьями. Солнце било ей прямо в лицо. Закрыв глаза, она вспомнила просторный старый дом своей юности, с толстыми кирпичными стенами и черепичной крышей, не пускавшими внутрь зной и уличные крики. Какой там царил порядок, как было тихо и чисто! Ей не приходилось думать о грязи и крови. Она ни разу не видела настоящую кровь до тех пор, пока Каприот… «Соберись с духом, Изабелла. Каприота сбросила лошадь, он мертв».

Она открыла глаза и крикнула в отчаянии: