Маргарет Миллар - Как он похож на ангела

— Я прежде видел Хейвуда всего один раз, вряд ли его можно назвать другом.

— Вы видели его один раз, — повторил Ласситер, — и тем не менее сразу же определили, что это он, хотя лицо было разбито и в крови? Хорошее у вас зрение!

— Я узнал его машину.

— По номеру?

— Нет. По модели и цвету.

— Только и всего?

— Да.

— Погодите, мистер Куинн. Вы увидели поблизости машину той же модели и того же цвета, что у Хейвуда, и немедленно решили, что это она и есть?

— Да.

— Но почему? По дорогам ездят сотни одинаковых машин.

— Хейвуд уехал из Чикото несколько дней назад при странных обстоятельствах, — сказал Куинн. — Он сказал матери и друзьям, что улетает на Гавайи, но его имени нет ни в одном списке пассажиров — помощница Хейвуда обзвонила все авиакомпании.

— И все равно это еще не повод, чтобы считать погибшего в Башне Хейвудом. Если только вы не догадывались, что встретите его там.

— Для меня это была неожиданность.

— Полная неожиданность?

— Да.

— В наших краях живет немного людей, но и из них мало кто знает о Башне, не говоря уже о том, где она расположена. Что там делал торговец недвижимостью из Чикото?

— Судя по одежде и бритой голове, он решил вступить в общину.

— И вы уверены, что это Хейвуд, хотя обнаружили его тело там, где не ожидали, в непривычной одежде, с обритой головой, — говорил Ласситер, делая ударение на каждом слове, — и с лицом, изуродованным до неузнаваемости?

— Я не уверен стопроцентно, шериф, но если хотите заключить пари, то у меня много шансов выиграть.

— Официально — не хочу, а неофициально — какие у вас шансы?

— Девять из десяти.

— Хорошие шансы, — сказал Ласситер, уважительно кивнув. — Просто замечательные. Знать бы еще, почему вы так высоко себя цените. Скажите откровенно.

— Я уже сказал откровенно, что видел Хейвуда один раз и почти ничего о нем не знаю.

Кто-то постучал в дверь, и Ласситер вышел ненадолго в коридор. Когда он вернулся, его лицо было багрового цвета, на лбу выступил пот.

— В сегодняшней газете была заметка о женщине по фамилии Хейвуд, — сказал он. — Читали?

— Нет.

— Она убежала вчера из тюрьмы Теколото в грузовике. Сегодня утром ее обнаружили в горах, милях в пятнадцати от Теколото. У нее был тепловой удар, она в шоке и ничего толком не говорит. Эти двое Хейвудов случайно не родственники?

— Брат и сестра.

— Как интересно! А с мисс Хейвуд вы случайно не дружите?

— Я видел ее один раз, — устало сказал Куинн. — Как и брата, так что и здесь нет повода говорить о дружбе.

— У вас есть повод предполагать, что мисс и мистер Хейвуд назначили друг другу свидание в Башне?

— Нет.

— Странное совпадение! Сначала исчезает Хейвуд, а пару дней спустя его сестра. Они-то хоть между собой дружили?

— Насколько я знаю, да.

— Мистер Куинн, вы меня огорчаете. Я-то думал, поскольку мы коллеги, вы забросаете меня сведениями, а вы все «да» и «нет». Видно, в Неваде лицензию получить легче, чем в Калифорнии.

— Не знаю.

— Возможно, узнаете, если попробуете получить ее здесь, — сказал Ласситер. — Теперь насчет женщины, которую вы привезли. Какое она имеет отношение к Хейвуду?

— Не знаю.

— Надеюсь, Сестра Благодать Спасения не единственное ее имя?

— Ее зовут Мария Алиса Фезерстоун.

— Родственники есть?

— Сын в Чикаго или где-то поблизости от Чикаго. Скорее всего, его зовут Чарли.

— Девять против одного?

— Примерно.

Открыв дверь, Ласситер крикнул в коридор:

— Билл, пришли сюда Сэма с походной лабораторией. И свяжись с чикагской полицией, пусть они найдут человека по фамилии Фезерстоун — возможно, его зовут Чарли — и сообщат, что его мать умерла. Кто-то накормил ее такой дозой мышьяка, что она убила бы лошадь.

Несмотря на жару, Куинна стала бить дрожь. «Она была медсестрой, — думал он, чувствуя, как чья-то тяжелая рука сжимает ему горло. — Скорее всего, она сразу поняла, что ее отравили, и знала, кто это сделал, но не назвала имени».

Он вспомнил их первый разговор. Сестра Благодать стояла у плиты, потирая руки, словно на нее пахнуло смертным холодом. «Я старею… Бывают дни, когда это чувствуется особенно сильно. Душа моя спокойна, но тело бунтует. Ему хочется чего-то мягкого, теплого, нежного. Когда я по утрам поднимаюсь с постели, моя душа прикасается к небу, а вот ноги — ох, как же им холодно, как они болят! Однажды в каталоге „Сиэрс“ я увидела тапочки… лучше представить невозможно, хотя, конечно, они — потакание плоти…»

— Пошли, Куинн, — сказал Ласситер. — Придется вам еще раз прогуляться в Башню.

— Почему?

— Вы хорошо знаете дорогу. Будете гидом и переводчиком.

— Я бы предпочел отказаться.

— А у вас нет выбора. Что с вами? О чем вы думаете?

— О розовых махровых тапочках.

— Извините, чего нет, того нет. Хотите взамен плюшевого медвежонка?

Куинн глубоко вздохнул. «Изранив босые ноги о грубую и колючую землю, я ступлю на гладкую золотую почву райского сада».

— Если можно, я хотел бы увидеть Сестру Благодать.

— У вас для этого еще будет время. Она никуда не спешит. — Ласситер беззлобно улыбнулся. — Вам такие шутки не нравятся, Куинн? Хотите совет? Пусть они вам нравятся. Если при нашей работе начать думать о смерти всерьез, это кончится желтым домом.

— Я все же рискну, шериф.

Машину вел помощник шерифа, а сам шериф и Куинн сидели на заднем сиденье. За ними ехал второй автомобиль с другими помощниками и походной лабораторией. В четыре часа дня было жарко, как в полдень. Едва они выехали из города, Ласситер снял шляпу и пиджак и расстегнул ворот рубашки.

— Вы хорошо знали Сестру Благодать, Куинн?

— Разговаривал с ней несколько раз.

— Тогда почему вас так расстроила ее смерть?

— Она была очень хорошей и умной женщиной.

— Кто-то думал иначе. У вас на примете никого нет?

Куинн смотрел в окно, думая, как бы рассказать об убийстве О'Гормана, не упоминая о письме, которое получила Марта, и понимал, что скрыть его будет очень и очень трудно.

— У меня есть основания полагать, — осторожно начал он, — что Сестра была другом и доверенным лицом преступника. Убийцы.

— Кого-то из членов общины?

— Да.

— Глупо и опасно для женщины, которую вы называете умной.

— Согласен, но представьте себе, что это за община. У нее нет связей с внешним миром, она существует сама по себе. Истинно Верующие, как они там себя называют, не считают нужным придерживаться наших правил. Входя в Башню, человек порывает с прежней жизнью, оставляет позади имя, семью, деньги, наконец, все свои грехи. По вашим законам преступно покрывать убийцу. Но взгляните на это с их точки зрения: жертва принадлежала миру, от которого они отказались, а преступник подлежит суду, которого они не признают. Сестра Благодать не считала себя соучастницей, равно как и другие члены общины — если они вообще знали об убийстве, в чем я сомневаюсь.