Лайонел Уайт - Большой куш

— Ну и что? — сказал Джонни. — Пусть озвереет. Для тебя это сделать — раз плюнуть. Начнется суматоха — ты сможешь незаметно смыться. Черная Молния выйдет к финишу первая, тут сомнений нет. У нее такой почерк: со старта берет разгон и уже никому не уступает. Когда она рухнет, остальные лошади споткнутся и повалятся на нее. Начнется такое — даже представить себе трудно.

— Вот сейчас ты дело говоришь, — заметил Никки. — Будет настоящий дурдом — это как пить дать.

— То-то и оно. Во время этой суматохи ты рвешь когти. За пять кусков можешь себе позволить бросить винтарь. Еще одно: положим, тебя сцапали. Что ты совершил? Да, ты убил лошадь, но не человека же! По большому счету это и убийством-то не считается. Не знаю, что именно, но самое большее, что они могут тебе пришить, — это подстрекательство к беспорядкам, или стрельба до открытия охотничьего сезона, или что-то еще в том же духе.

Никки медленно опустился в кресло и покачал головой.

— Послушаешь тебя — получается вроде как игрушки, — проговорил он. — Это надо же — убить фаворита на Кэнэрси! Это тебе не баран начхал.

— Пять тысяч зеленых, — напомнил Джонни. — Пять кусков за то, чтобы завалить одну лошадь!

Никки вскинул глаза, и Джонни понял: он согласен.

— Когда я их получу?

— Две пятьсот в понедельник после обеда. Остальные — на другой день после скачек.

Никки кивнул.

— А ты что с этого имеешь, Джонни? — спросил он. — Пять штук, чтобы завалить Черную Молнию, — зачем? Раз лошадь убита, скачки, наверное, тут же остановят — и вся недолга.

— Может, и так. А что я с этого имею — мое дело. Поэтому я и плачу пять кусков, Никки, чтобы никто не совал нос в мои дела.

— Понял, — кивнул Никки.

Еще с полчаса они обсуждали детали. Потом Джонни встал и собрался уходить.

— Значит, до понедельника, Никки, — сказал он, беря чемоданчик. — План ипподрома я принесу.

Когда он позвонил в дверь, ему открыла мать Мориса Коэна — маленькая, коренастая, близорукая женщина, в тщательно завитых волосах которой блестели седые пряди. Рукой она придерживала вырез халата; сквозь него виднелась ее необъятная грудь. В целях безопасности дверь была на цепочке. В наши дни кто только не шляется по Бронксу; ограбить и убить в собственной квартире могут запросто.

— Мистер Коэн здесь? — спросил Джонни.

— Мистера Коэна нет дома. Он на работе. Где же ему еще быть днем, как не на работе?

Она собралась закрыть дверь.

— Мне нужен мистер Морис Коэн, — уточнил Джонни.

— Ах, Морис? Валяется в постели. Что сказать, кто его спрашивает?

— Скажите, мистер Клэй, — сказал Джонни.

Она закрыла дверь, не сказав больше ни слова. Джонни прислонился к стене на лестничной клетке и, закурив сигарету, стал ждать. Через пять минут дверь снова открылась и в подъезд выскользнул высокий, обманчиво хрупкий темноволосый молодой человек. На вид ему было не больше двадцати одного-двадцати двух лет. Он был одет в спортивную рубашку, легкий, тщательно отутюженный костюм и светло-коричневые ботинки. Он курил сигару.

Он сразу же узнал Джонни, и в его глазах выразилось крайнее удивление.

— Джонни, — сказал он, — черт побери, неужели это ты, Джонни?

Когда они входили в лифт, мать Мориса что-то крикнула им вслед, но сын не обратил на это ни малейшего внимания и молча нажал кнопку первого этажа.

Они пошли в гриль-бар неподалеку от дома и выбрали столик в глубине зала. В баре никого не было — за исключением бармена в фартуке и увядшей блондинки, которая сидела в конце стойки, уставившись в опустевший бокал.

Бармен принес им по бутылке пива и две кружки. Джонни поднялся и подошел к музыкальному автомату. Он опустил четвертак в его щель и наугад нажал на пять кнопок. Когда он возвращался на свое место, блондинка проводила его отсутствующим взором.

— Я получил твое письмо, — сказал Морис сквозь шум автомата.

Джонни кивнул.

— Ну, чем занимаешься с тех пор, как тебя выпустили? — спросил он Мориса.

Молодой человек взглянул на Джонни. Внешне он казался изящным и даже изнеженным, но в улыбке сквозила жесткость.

— Ты писал, что у тебя ко мне дело, а сам задаешь вопросы, — сказал он.

Джонни засмеялся:

— Ты прав. Это я так, для начала. А дело такое: можешь заработать два с половиной куска.

— Это другой разговор, — ответил Морис, внимательно глядя на Джонни. — Ладно, по правде, я ничего не делаю. Считается, что я работаю у своего старика. Ты же знаешь — у меня испытательный срок. Но горбатиться от и до не по мне. Так что днем я из постели не вылезаю, а вечерами шатаюсь по городу. Пока с меня надзор не снимут, надо в оба глядеть.

Морис отхлебнул из кружки.

— Я думаю, чем бы заняться, — продолжал он, — но с грубой работой завязал. Одной ходки с меня хватит. Два с половиной куска — звучит привлекательно. Вопрос в том, что я должен сделать. Предупреждаю сразу: оружия я в руки не возьму.

— Никакого оружия, — пообещал Джонни. — Морис, ты ведь когда-то играл в футбол за школьную команду. Так?

— Было такое, — согласился Морис. — Самый легкий полузащитник в истории Вашингтон-хайтс. Хороший полузащитник — если меня спросить. Погоди-ка, а ты что, футбольным тренером заделался?

— Да нет, речь не о футболе. В общем, я готов заплатить два с половиной куска тебе — или кому другому — за блокировку противника, запрещенную блокировку, выражаясь по-футбольному.

— Полицейских надо блокировать?

— Полицейских по найму. Пинкертоновцы.

— Давай все с самого начала, — сказал Морис. — Расскажи подробнее. Что это за дело? За такие башли блокировка должна быть — будь здоров! Но предупреждаю еще раз, я, может, за это и возьмусь, но — как уже было сказано — никаких пушек. И чтоб по мне палили, я тоже не хочу. А что это за полицейские по найму — серьезные ребята?

— Ладно, слушай, — начал Джонни. — Рассказываю то, что касается лично тебя. Я за то и плачу такие бабки: ты делаешь свою работу, а остальное тебя не волнует. Значит, так, запоминай. Ипподром, скачки на приз Кэнэрси — ровно через неделю. Тебе надо быть в здании ипподромного клуба, рядом с баром у центрального входа на трибуны. Все детали потом. Мне стало известно — так уж случилось, — что там начнется суматоха, скажем, где-то перед самым концом большого забега. В это самое время тебе надо быть в баре. В самом начале заварухи ты ничего не делаешь — только следишь за дверью, которая ведет в главный офис. Дверь эта — в тридцати футах от бара, где ты будешь стоять. Ты — просто случайный посетитель. Где-то в самом разгаре бузы эта дверь откроется и оттуда выйду я. Выйду быстро. Я захлопну за собой дверь и смешаюсь с толпой.

— С какой толпой? — удивился Морис. — Ты же сказал, что это произойдет во время большой скачки. Вся толпа будет на трибунах.