Тана Френч - Ночь длиною в жизнь

В глазах Шая не осталось ни разума, ни осторожности.

— С души воротит, продажная свинья, — сказал он и плюнул кровью мне в лицо.

Словно молния сверкнула у меня перед глазами, словно солнце брызнуло сквозь разбитое стекло и ослепило меня. Я нажал на спусковой крючок. Огромная тишина ширилась и ширилась, заполняя весь мир, — не осталось ни единого звука, кроме ритмичных порывов моего дыхания. Такой ослепляющей свободы, похожей на полет, таких диких чистых высот, готовых разорвать грудь, я не ощущал прежде никогда в жизни.

Потом свет начал тускнеть, холодная тишина вздрогнула и треснула, звуки и очертания предметов вернулись. Лицо Шая проявилось из белизны, как на фотографии «Полароида»: разбитое, ошарашенное, залитое кровью, но на месте.

Шай издавал страшные звуки — возможно, он смеялся.

— А я говорил… говорил тебе. — Его рука снова заскребла по полу в поисках бутылки.

Я перевернул пистолет и ударил Шая рукояткой по голове. Раздался какой-то рвотный звук, и брат обмяк. Я застегнул наручники на его запястьях, аккуратно и плотно, убедился, что он дышит, и прислонил его к краю дивана, чтобы он не захлебнулся кровью. Потом я убрал пистолет и достал мобильник. Набрать номер оказалось непросто: пальцы размазали кровь по кнопкам, а капли с виска залили экран; пришлось вытереть телефон о рубашку. Я одним ухом ждал шагов на лестнице, но слышал только еле слышное тупое бормотание телевизора; оно заглушило все удары и рычание, которые могли просочиться за дверь. Примерно с третьей попытки я дозвонился до Стивена.

Он приветствовал меня с вполне объяснимой долей осторожности:

— Детектив Мэки?

— Сюрприз, Стивен. Я взял нашего парня. Взял, надел наручники и ни хрена этому не рад.

Молчание. Я наматывал круги по комнате, одним глазом следя за Шаем, другим выискивая по углам несуществующих сообщников. Спокойствия как не бывало.

— В сложившейся ситуации было бы куда лучше — во всех отношениях, — чтобы арест производил не я. По-моему, ты заслужил первую медальку на ошейник.

Стивен заинтересовался.

— Договорились.

— Только учти, малыш, это вовсе не заветный подарочек, который оставляет Санта в чулке на Рождество. Снайпер Кеннеди устроит жуткий скандал. Твои главные свидетели — я, девятилетняя девочка и озлобленная шалава, которая из принципа будет все отрицать. Шансов получить признание практически ноль. Будет мудро с твоей стороны вежливо поблагодарить меня, предложить связаться с убойным отделом и снова перейти к обычным делам, которыми ты занимаешься на отдыхе. Но если безопасность — не твоя стихия, приезжай сюда, производи свой первый арест по делу об убийстве и получай возможность оформить дело.

— Где вы? — спросил Стивен.

— Фейтфул-плейс, восемь. Позвони в верхнюю квартиру, я открою. Нужно действовать деликатно, без группы поддержки, без шума. Машину оставь подальше, чтобы ее никто не видел. И поторопись.

— Буду минут через пятнадцать. Спасибо, детектив. Спасибо.

Он висел у меня на пятках, он почти докопался. Разумеется, Снайпер ни за что не разрешил бы сверхурочные работы по этому делу: Стивен действовал на свой страх и риск.

— Жду. Кстати, детектив Моран, отличная работа! — сказал я и отключился, прежде чем он опомнился и придумал, что ответить.

— Твоя новая шавка, да? — спросил Шай, морщась от боли.

— Восходящая звезда нашей полиции. Для тебя — все самое лучшее.

Шай попытался сесть прямо, вздрогнул и снова привалился к дивану.

— Мне следовало догадаться, что ты найдешь себе нового жополиза. Ведь Кевина теперь нет.

— Тебе станет легче, если мы снова начнем собачиться? По-моему, мы прошли тот момент, когда это еще имело значение.

Шай вытер губы скованными руками и рассматривал потеки крови на них с каким-то отрешенным интересом.

— Ты действительно…

Внизу открылась дверь, выпустив наружу бурю перекрывающих друг друга голосов, и ма закричала:

— Шимус! Фрэнсис! Ужин готов. Спускайтесь и мойте руки!

Я высунулся на площадку, продолжая зорко наблюдать за Шаем и держась подальше от лестничного колодца и маминого взгляда.

— Сейчас, ма. Мы здесь болтаем.

— Поболтать можете и тут! Или все должны сидеть вокруг стола и ждать, пока вы соизволите спуститься?

Я чуть понизил голос и добавил жалости.

— Мы… Нам обоим надо поговорить. Про всякое, ну, там… Пару минуток, а, мам? Ладно?

— Ладно, — неодобрительно проворчала она. — Еще десять минут подожду. Но если вас не будет…

— Спасибо, мама. Серьезно. Ты — прелесть.

— Конечно, как только что-то нужно, я прелесть, а в остальное время… — Она скрылась в квартире, продолжая ворчать.

Я на всякий случай закрыл дверь на задвижку, достал телефон и сделал несколько снимков наших физиономий в живописных ракурсах.

— Гордишься своей работой? — спросил Шай.

— Полный восторг. Обязательно пришлю тебе фотку, ты неплохо вышел. Впрочем, это не для альбома, а на случай, если ты вдруг по ходу дела вздумаешь ныть насчет жестокости полицейских и попытаешься смешать с дерьмом производящего арест. Улыбочку…

Шай бросил на меня взгляд, который прошил бы шкуру носорога в десяти местах.

Зафиксировав основное, я отправился на кухню — маленькую, опрятную и тоскливую — и намочил тряпку, чтобы почистить нас обоих.

— Убирайся! — Шай отдернул голову. — Пусть приятели любуются на твою работу, раз ты ею так гордишься.

— Честно говоря, плевать мне на приятелей, они и не такое видели. Но через несколько минут тебя поведут вниз по лестнице и по улице, а соседям не обязательно знать, что тут творится. Сократим драму до минимума. Если тебя это не устраивает, так и скажи — врежу тебе еще пару раз для полноты картины.

Шай ничего не ответил, но унялся и терпел, пока я стирал кровь с его лица. Тишину в квартире нарушали только обрывки незнакомой музыки откуда-то снизу, и ветер, безостановочно свистевший в карнизах над нами. Я не мог припомнить, когда в последний раз смотрел на Шая в упор, замечая все мелочи, на которые обычно обращают внимание только родители или влюбленные: четкие линии скул под кожей, первые пятнышки увядания, запутанный лабиринт морщинок и густые ресницы. Кровь запекалась на подбородке и у рта черной коркой. Я поймал себя на том, что осторожнее орудую тряпкой. С синяками и с распухшей челюстью я ничего не мог поделать, но вид у Шая стал гораздо презентабельнее. Я развернул тряпку, сложил заново и занялся своим лицом.

— Ну как?

Шай едва взглянул на меня.

— Шикарно.

— Как скажешь. Мне наплевать, что увидит Фейтфул-плейс.

Он взглянул внимательнее и неохотно ткнул пальцем в угол рта:

— Вот тут.

Я снова провел тряпкой по щеке и вопросительно поднял бровь. Шай кивнул.