Тана Френч - Ночь длиною в жизнь

Когда я счел, что эмоциональный градус моей семьи немного понизился, я выбрал вечерок и вернулся домой пораньше — часиков в десять вечера. Я сделал бутерброд, запихнув между двумя кусками хлеба все, что нашел в холодильнике, вышел на балкон с сигаретой и стаканом чистого «Джемисона» и позвонил Джеки.

— Господи! — ахнула она. Фоном работал телевизор. Судя по голосу, она крайне удивилась; что еще скрывалось в глубине, я не разобрал.

— Это Фрэнсис, — пояснила она Гэвину, который что-то невнятно пробормотал, и звук телевизора стих — Джеки отошла в сторону. — Господи! Я и не думала… Ну как у тебя дела?

— Потихоньку. Как ты?

— Все нормально. Сам знаешь.

— Как мама?

— Фрэнсис, она не ахти.

— В каком смысле?

— Здорово осунулась и ужасно тихая, прямо сама не своя. Уж лучше бы она раздавала направо и налево.

— А я боялся, ее удар хватит, — неловко пошутил я. — Надо было догадаться, что она не доставит нам такого удовольствия.

Джеки не засмеялась.

— Кармела рассказала, как приехала к ним вчера вечером с Дарреном, а он разбил эту фарфоровую штуку — помнишь, на полке в гостиной, мальчик с цветами? Разбил вдребезги. Даррен перепугался насмерть, а мама молча подмела осколки и выбросила в ведро.

— Со временем она придет в себя. Ма крепкая, ее так просто не сломать.

— Крепкая, но…

— Ага.

В доме Джеки хлопнула дверь, и в телефоне послышался звук ветра, — сестра вышла для секретного разговора.

— Па тоже плох. Он не вставал с постели после того, как…

— К черту. Пусть там и сгниет.

— Да, я понимаю, но дело не в нем. Ма одна не справляется, когда он такой. Я не знаю, что делать. Я приезжаю, если могу, Кармела тоже, но у нее дети и Тревор, а у меня работа. И когда мы там, нам сил не хватает его поднять, чтобы ему не было больно; и ему ужасно не нравится, что мы помогаем ему выбраться из ванны, и вообще. Раньше Шай…

— Всем этим занимался Шай.

— Да.

— Мне приехать, помочь?

— Тебе? — переспросила Джеки. — Ох, нет, Фрэнсис, не надо.

— Притащусь хоть завтра, если скажешь. Я не лез, думал, что от меня будет больше вреда, чем пользы, но если я не прав…

— Нет, что ты, все нормально. Я ничего плохого не имела в виду, просто…

— Да я понял. Я так и думал.

— Я передам, что ты о них спрашивал.

— Хорошо. И если что-то изменится, дай мне знать, ладно?

— Конечно. Спасибо, что предложил.

— А что насчет Холли?

— То есть?

— Ее примут в мамином доме?

— Ты хочешь, чтобы она… Я-то решила…

— Не знаю, я еще так далеко не загадывал.

— И никто не знает… — Джеки устало вздохнула. — Пока не… Ну в общем… Пока все не образуется.

Пока не состоится суд, пока Шая не оправдают или не осудят на два пожизненных; и все это зависит от того, какие показания против него даст Холли.

— Я так долго ждать не могу, Джеки. И не хочу терпеть уклончивых ответов. Речь идет о моем ребенке…

— Правду сказать, Фрэнсис, на твоем месте я бы ее придержала. Ради нее самой. Все на грани, все на взводе, рано или поздно кто-нибудь ляпнет что-нибудь обидное — не нарочно, конечно… Подожди пока. Думаешь, это нормально? Ей очень тяжело?

— Я справлюсь. Понимаешь, Холли вбила себе в голову, что она виновата в том, что случилось с Шаем, — а даже если нет, вся семья так считает. Если держать Холли подальше от ма — что совсем несложно, честно говоря, — то девочка только сильнее в это поверит. На самом деле мне глубоко плевать — пусть это чистая правда и пусть вся семья считает ее прокаженной, но я хочу, чтобы Холли знала: ты — исключение. Девочка расстроена, она уже потеряла столько людей, что на всю жизнь хватит. Я хочу, чтобы она знала: ты по-прежнему в ее жизни, ты не собираешься от нее отказываться и ни капельки не винишь за ту наковальню, которая рухнула нам на голову. В этом есть что-то сложное?

Джеки пыталась прервать меня испуганными сочувствующими звуками.

— О Господи, как я могу ее винить — ее ж и на свете не было, когда все началось! Крепко обними ее от меня и скажи, что я скоро приеду.

— Хорошо. Я так и думал. Впрочем, не важно, что скажу я: ей надо услышать это от тебя. Можешь ей позвонить и договориться о встрече? Помоги ребенку привести мозги в порядок. Ладно?

— Конечно, позвоню. Все, давай прямо сейчас, жутко даже представить, как она сидит вся расстроенная и несчастная…

— Джеки, — сказал я. — Еще секундочку.

— Что?

Я готов был дать себе подзатыльник, но все равно спросил:

— Скажи мне, раз уж зашла речь… А мне ты когда-нибудь позвонишь? Или только Холли? — Пауза длилась долю секунды, но мне показалось — вечность. — Если не с руки, то ничего страшного. Я понимаю, тебе это может выйти боком. Просто хочется знать, чтобы попусту не тратить время и нервы. Разве так не лучше?

— Да, лучше. Господи, Фрэнсис… — Короткий вздох, почти спазм, словно ее ударили в живот. — Конечно, я свяжусь с тобой. Конечно. Просто… нужно время. Может, несколько недель, или… Не буду тебе врать: у меня мозги всмятку, не знаю, что и делать. Наверное, должно пройти время…

— Разумно, — сказал я. — Поверь, мне знакомо это чувство.

— Прости, Фрэнсис, — тихо и обреченно произнесла она.

Расстраивать ее дальше не хотелось.

— Всякое бывает. Ты не виновата — не больше, чем Холли.

— Я виновата. Если бы я не привела ее к ма…

— Или если бы я не привез ее в тот самый день. А еще лучше — если бы Шай… Ну ладно… — Остаток фразы повис в пространстве между нами. — Ты сделала что могла; большего не сумел бы никто. Соберись с мыслями, не спеши и позвони, когда сможешь.

— Позвоню. Ей-богу, позвоню. И, Фрэнсис… Береги себя. Серьезно.

— Постараюсь. Ты тоже, милая. Когда-нибудь свидимся.

Перед тем как Джеки отключилась, я снова услышал короткий, болезненный вздох. Очень хотелось надеяться, что она пойдет к Гэвину под бочок, а не останется плакать в темноте.

Несколько дней спустя я отправился в «Джервис-центр» и купил телевизор-монстр, созданный для тех, в чьем мире невозможно скопить на что-то более существенное. Я, конечно, понимал, что электроники, самой что ни на есть впечатляющей, недостаточно, чтобы Имельда отказала себе в удовольствии вдарить мне в пах, так что я припарковался в начале Холлоус-лейн и стал ждать, пока Изабелла вернется домой оттуда, где шаталась весь день.

Был холодный серый день, тучи набухли то ли снегом, то ли дождем, выбоины подернулись льдом. Изабелла, появившись со Смит-роуд, шла, плотно запахнув тонкое псевдодизайнерское пальтецо, которое не спасало от пронизывающего ветра. Я вышел из машины и шагнул ей навстречу.

— Изабелла? — уточнил я.

Она с подозрением взглянула на меня:

— А кто спрашивает?

— Тот самый кретин, который разбил твой телевизор. Приятно познакомиться.