Александр Мазин - Паника

Фло, которой все равно нечем было заняться, подергала ящики стола. Они оказались заперты. Все шесть. Но это не было препятствием, потому что Фло заметила ключ, торчащий в одном из замков. И ключ этот подходил ко всем ящикам. В этом девушка немедленно убедилась, открыв их один за другим.

Два ящика были пусты. В третьем лежала старенькая пишущая машинка. В четвертом и пятом оказались стопки чистой бумаги, письменные принадлежности, всякая ерунда. Зато в шестом, последнем, оказалась зеленая картонная папка. А в ней — около двухсот исписанных листов. Света было довольно, чтобы девушка могла читать. И первая же страница заставила Фло забыть обо всем. Усевшись на кровати, она взялась за рукопись всерьез, и спустя несколько минут мурашки забегали по ее коже. Прошло полчаса, час, два… Фло поглощала страницу за страницей. Она прервалась только один раз, чтобы завернуться в одеяло: ее бил озноб. Девушка читала до самого рассвета, до тех пор, пока не добралась до конца» И только тогда, закрыв утомленные глаза, растянулась на узкой кровати, позабыв выключить свет. Прочитанное перевернуло ее мир. Если это было правдой, а у Фло не было сомнений в том, что это — правда, то происходящее с ней самой было, по сути, совершенно незначительным. А если то, что она прочла, — правда, значит, то, что ждет ее в будущем на этом острове, станет потрясающе интересным! Фло не спала уже больше тридцати часов, но спать ей не хотелось. Несмотря на резь в уставших глазах! Какой там сон! Может быть, прямо сейчас, нет, не сейчас — ведь уже светло, — но следующей Ночью произойдет нечто, после чего ни у этого полковника с лошадиным лицом, ни у остальных не останется ни времени, ни желания заниматься ею, Фло Тейт. Девушка перевернулась на живот и посмотрела в крохотное оконце. Может быть, уже произошло?

Ждать— нелегко. Но она подождет. И Фло потянулась к разбросанным в беспорядке листам. Надо собрать их и спрятать, чтобы никто, кроме нее, не смог это прочесть.

Спустя несколько минут рукопись в зеленой картонной папке, дневник Сэллери Тенгу Дейна, вернулась на прежнее место. Флоренс была готова пожертвовать всей своей домашней библиотекой, чтобы узнать, отчего дневник оборвался на самом интересном месте.

«Брат!» было последним, что услышал Рохан. Зеленый туман стал голубым, затем — серебряным и наконец пропал, не оставив после себя ни вещества, ни цвета. То был не сон. И не беспамятство. Рохан существовал, но не осознавал себя как человек. Или как что-то, что можно осознать или вообразить. Но, тем не менее, он — был. И существовал. И смыслом, и плотью его существования было чувство. Чувство Любви. Ни тела, ни сознания, ничего конкретного или определенного. Возможно, Рохан был сгустком серебряной водяной пыли, солнечным зайчиком, бликом, крохотным светлячком, чей огонек потерялся в сиянии. Сиянии настолько ярком, что лишь волосок отделял его от абсолютной тьмы. Любовь. Чувство, как и само слово, было всеобъемлющим. В нем были и безграничное доверие, и непередаваемая нежность, и абсолютная преданность. Все, что мог бы приписать этому слову человеческий разум. Но было и то, о чем никакой разумно моги помыслить. Если Рохан был сейчас жив, если он жив — ничего лучшего не смог бы пожелать. Но в жизни, ни в посмертии. А если умер, то, Господи, за какие великие дела удостоен подобного невыразимого блаженства?..

— Возьми его. Мякоть Жемчужницы! — произнес мужской голос на языке Древних. — Унеси его, но не трогай: он предназначен не тебе!

— Почему, владыка? — полным предвкушения голосом произнесла Древняя. — Почему? Я — жажду!

— Не тебе! — отрезал мужской голос. И это было больше, чем слова. — Рожденная-В-Радость соединится с ним, когда похищенный огонь вернется в его тело!

— Вернется?

— Он — мой!

— Он — твой брат! — пропела Мякоть Жемчужницы.

Любовь, разочарование и понимание смешались в ее голосе.

— Тогда я возьму его? — умоляюще проговорила Древняя.

Правая рука ее поддерживала Рохана, не давая ему упасть. Левая же коснулась щеки Тарарафе.

— Возьму его! — повторила Мякоть Жемчужницы.

Невероятным усилием масаи сумел отклониться.

Меньше, чем на дюйм. Мякоть Жемчужницы рассмеялась — звук тысяч хрустальных колокольчиков, — и ладошка ее легла на крепкую шею Тарарафе.

— ОНА соединит нас! — пропела Древняя.

— НЕТ! — Голос мужчины накрыл хрустальный звон, как удар бронзового колокола. — Нет! Твоя ночь еще не пришла! Повинуйся мне!

Власть была проявлена. Мякоть Жемчужницы не могла противостоять. Но могла — принять.

— Да, — произнесла она и тихонько вздохнула. — Ты — владыка!

Отпустив шею Тарарафе, Древняя покрепче обвила талию Рохана и повлекла-понесла его к собственному ложу. Там, уложив человека на подстилку из ароматной чуть подсохшей травы. Древняя на некоторое время погрузилась внутрь себя, прислушиваясь к зову своей Госпожи.* И, осознав этот зов, с пониманием оглядела лежащего у ее ног. Тонкие пальчики прикоснулись к голове человека. Эти пальчики, способные разорвать плоть с такой же легкостью, с какой сильный мужчина рвет гнилую тряпку, сейчас были ласковей касания беличьего хвоста. Или солнечного луча в час восхода. Мякоть Жемчужницы ласкала тело Рохана неторопливо, старательно и с абсолютным вниманием. Так кошка вылизывает котенка. Она не забыла, не пропустила ни самого крохотного участка кожи, ни единой складки, ни одного укромного уголка. Она как бы помечала Рохана этими прикосновениями, и капельки незримой силы, стекавшие с ее пальцев, впитывались такими же незримыми порами смертного тела Рохана. То был древний обряд, подсказанный Госпожой. Теперь, может быть, когда человек очнется, у Мякоти Жемчужницы хватит смелости преступить запрет владыки. ОНА хочет другого. И ОНА сильней!

Древняя тихонько засмеялась, оглядев тело мужчины, лежащее у ее пушистых колен. Все оно, от макушки до пальцев нег, мерцало и переливалось огнем Мякоти Жемчужницы. Человек очнется и соединится с Древней! Он будет первым, кто соединится с Мякотью Жемчужницы. А она будет первой из рожденных от семени владыки, кто обретет соединение. Мякоть Жемчужницы насладится человеком, примет его семя и отдаст жизнь человека ОНЕ, Госпоже, как та желает. Пусть только он очнется…

Тарарафе ощутил прикосновение Зла. И страх дал ему силу на короткий миг вернуть власть над собственными мышцами. Но силы этой хватило лишь на то, чтобы немного откинуть голову назад. Слишком мало силы, чтобы бежать от Зла с голосом женщины. И когда по велению мужского голоса Древняя оставила масаи, тот не обманулся. «Мужчина», «женщина» — человеческие слова, не более. Мужчины и женщины остались там, наверху, в мире жизни. Здесь же лишь духи Зла окружали Тарарафе. А от Зла исходит только Зло.