Кристофер Дикки - Охота на «крота»

Странно, что достаточно пробежать по городу, чтобы почувствовать, как он тебе дорог. Когда идешь пешком, все совершенно иначе, твое внимание отвлекают разные мелочи: газета на крыльце или товары в витринах магазинов. Когда бежишь, такие мелочи не захватывают внимания надолго. Запах бекона из кафе сменяется заголовком газеты, на смену ему приходит стая ворон, которая будит всех своим карканьем, а твой взгляд уже ловит иногородние номера взятой напрокат «импалы». Во время бега впечатления отрывочны, одни из них вполне предсказуемы, другие — нет, но вместе они создают атмосферу города. Возможно, для этого и бегают, потому и работают не покладая рук, чтобы почувствовать, что это — твой город и ты это заслужил.

Каждый день после непродолжительного сна я садился за компьютер и собирал информацию обо всем, что произошло в мире, пока я был на корабле и в тюрьме. Мне пришлось поплутать по сайтам, но в конце концов я нашел несколько статей о корабле, затонувшем у побережья Японии, и о грузовом судне, задержанном в проливе Ла-Манш. В заметках не было никаких намеков, насколько опасны могли оказаться эти суда. Об остальных кораблях мне не удалось найти информации.

Я читал все, что в свое время прошло мимо меня. Это касалось паники, охватившей мир после событий в Америке. Время от времени попадались сообщения о новых арестах. Абу Зубайда, который находился в подчинении у Абу Зубаира, долгое время считался крупной фигурой. Газеты писали, что его поймали в Пакистане, и через некоторое время он заговорил. Но похоже, никто не знал, насколько правдивы его показания. Время от времени появлялась тревожная информация о банках или атомных станциях. Писали, что эти сведения получены от Абу Зубайды. Но он ничего не говорил о кораблях, по крайней мере в статьях этого не было. Затем, как я понимаю преднамеренно, в прессу просочилась информация о захвате Абу Зубаира. В газетах писали, что и его взяли в Пакистане, что, разумеется, было ложью, и что «его тяжело ранили».

Ну конечно!

Я читал об Израиле и Палестине и об устроенной там резне. Я никогда не бывал в тех местах, и тамошние войны никогда не трогали мою душу. Но я знал, что моджахеды будут использовать их, чтобы подогревать в себе ненависть. Если смотреть на мир с точки зрения мусульманина, то получается, что мусульмане повсюду оказываются под ударом. Везде. Но центром событий была Палестина. Так же как если смотреть на мир с точки зрения евреев, то все евреи подвергаются преследованиям, но центром всего является Израиль. В Интернете также сообщалось о серьезных потерях среди христиан, они тоже не хотели, чтобы о них забывали. В одной из церквей Уэстфилда собирали пожертвования для братьев и сестер во Христе, которые подвергались преследованиям в мусульманском Египте.

Я сидел у себя дома в Уэстфилде, смотрел на экран монитора, а через него — на мир, полный опасностей. Я думал о том, что люди полагали, будто они многое знают, но на самом деле они не знали ничего. Потом я отворачивался и смотрел в окно на лужайку, на дорогу, на велосипед Мириам с Барби и на поливочную машину соседей, из которой били струи воды. И все это казалось мне таким далеким, как будто мы снова оказались в центре урагана и нам как-то удается здесь жить. Но я хотел этого. Это было сильнее, чем мое желание познать Бога и восстановить справедливость. Больше всего я хотел просто не подпускать ураган. Но стоило мне закрыть глаза и прислушаться, я слышал, как завывает ветер. И если я буду беспечен, то ураган обрушится на меня, закроет от меня весь свет, лишит возможности двигаться и говорить даже с самим собой.

Алшами был все еще жив и где-то творил свои дела. Он по-прежнему был опасен. Фаридун сейчас где-то очень далеко, и чем бы он сейчас ни занимался, для кого бы это ни делал, я понимал, что многим ему обязан. Иногда мне становилось интересно, что именно замышляет Кэтлин. Она была прекрасным, замечательным другом. Увижу ли я ее снова? Или получу хоть весточку от нее? Что случилось с Нуреддином? Уцелел ли он тогда? И что стало с Уорис? Нет, не думаю, что я увижу кого-нибудь из них. Я устал. Моя война завершилась. Мне больше нечего делать в тех краях.

Каждый день, примерно в три тридцать, компьютер издавал сигнал. И чем бы я ни занимался, как бы себя ни чувствовал, я вставал и шел за Мириам на летнюю игровую площадку, находившуюся примерно в полутора милях от нас. Потом мы возвращались домой, и все это время она рассказывала о том, что сделала или нарисовала и кто теперь ее лучший друг.

— Как дела у Карлин? — спрашивал я ее.

— Мне не нравится Карлин. Она противная.

Но на следующий день, когда я спрашивал:

— Как там Карлин? Она сегодня не вредничала?

— Папа! Мы с Карлин — подруги навечно!

Я даже не пытался этого понять.

Обычно вскоре после того, как мы с Мириам возвращались домой, с работы приходила Бетси. Иногда мы ели то, что она приносила из «Джамп-старт» или закусочной «Чак-вэгон». Бетси старалась избегать «Макдоналдса». «Кормушка для жиртрестов» — так она называла эти заведения. Иногда я устанавливал на заднем дворе маленький гриль и готовил для нас хот-доги или гамбургеры, и мне казалось, что они получались достаточно вкусными. Но однажды Бетси дала мне пластиковую коробочку из «Уол-марта». «Думаю, тебе это понравится», — сказала она и поцеловала меня в щеку. Это была книга под названием «Рожденные для гриля: американские праздники». Я внимательно почитал ее, и, похоже, после этого моя стряпня стала лучше.

Мы с Бетси старались жить обычной семейной жизнью, и со временем у нас это стало получаться. Но мы так и не могли окончательно наладить отношения. Мы больше не были сообщниками, и мы уже не были любовниками. Когда я дотрагивался до нее, она отстранялась, а если она прикасалась ко мне, я вдруг ловил себя на мысли, что не хочу близости с ней. А иногда она вдруг безо всякой видимой причины пыталась начать разговор с фразы: «У нас проблемы, Курт». Но я ничего не отвечал, потому что это был тот камень, который мне не хотелось переворачивать.

Однако мы старались все наладить, но на это уходило больше времени, чем я предполагал. Наступила середина июня. Гриффин больше не звонил, никто не расставлял ловушек, я освоился со своими обязанностями на водопроводной станции и стал понемногу заниматься плотницким ремеслом. Но временами я по-прежнему слышал вой ветра и тьма сгущалась надо мной, особенно когда я оставался один. И все же мир Уэстфилда вызывал у меня все меньше подозрений, и постепенно я стал терять бдительность, потому что… нельзя же все время быть начеку.

— Курт, дружище, прости, что беспокою тебя.

— Сэм, уже полночь! Что ты делаешь в офисе в такой час?