Станислав Гагарин - Альфа Кассиопеи

— И Виноградов хорошо летает, — сказал кто-то. — Помню, сидим мы в партии без продуктов, да и взрывчатка кончилась. И прилетел. Площадка была с гулькин нос, а сел.

«Наверное, геолог», — подумал Виноградов.

— Знаю Виноградова, — продолжал голос. Его владельца Юрий мысленно окрестил «Бывалым».

— Это ученик Маркова. Раньше вместе летали, теперь Виноградов у него замом. Что ж, неплохой летчик, только очень строговат будет. Лишнее не возьмёт, все по уставу делает. Андрей Михайлович, тот простяк. Попросишь как следует — сделает. А этот ни-ни…

«Вот черти, — подумал Юрий. — И откуда все знают…»

— Так это хорошо, — сказал геолог. — Авиация — это брат, не телега: сел, хлестнул кобылу и поехал. Мало бьются, что ли…

— Ты, парень, еще молод, а я двадцать лет на Чукотке, — сказал «Бывалый», и Юрию вспомнилась притча о сундуке адмирала Нельсона, который плавал с Нельсоном много лет, но адмиралом так и не стал.

За столом продолжали спорить. Юрий натянул на голову одеяло, и голоса зазвучали глуше.

Уже прошли недели их совместной работы с Марковым, и Юрия мучило сознание, что у них как-то не так. Не согласен он с Андреем Михайловичем. Учитель прекрасный, чуть ли не в первый день доверяет штурвал второму пилоту, сам, конечно, начеку, но доверяет. И почерк свой передает ребятам. Никаких секретов, все на виду. А опыт какой! И все же к Юрию приходило чувство протеста, которое охватывало его каждый раз, когда видел он, что вместе со своим мастерством передает Марков молодым пилотам особую лихость, от которой рукой подать до лихачества.

За столом еще долго шумели, потом все улеглись.

Юрий встал, нащупал ногами унты, вышел на крыльцо гостиницы. Вокруг было тихо. Но вот далеко, в поселке, затянул свою лунную песню пес. И, словно устыдившись, резко оборвал вой на самой высокой ноте.

Юрий вернулся в комнату, открыл форточку и удивительно быстро уснул.

Проснулся под утро от мощного храпа соседей. Он не переносил храпа, и всегда вставал, будил храпуна, требуя повернуться на бок. Сейчас было сложнее. Храпели все трое.

«Почему до сих пор не изобрели средство от храпа? — подумал Юрий. — Как от клопов…»

Спать было невозможно, и он решил подняться. Рановато правда, но что делать. Юрий побегал вокруг гостиницы, затеял бриться, долго с наслаждением водил голой спиной под струей холодной воды из-под крана. Читал старый «Крокодил», пытаясь убить время, оставшееся до настоящего утра. В последние полчаса написал письмо давнишнему другу. «Вот так, — подумал он, — письма пишем, когда остается полчаса свободного времени…»

В столовой было холодно и пахло горелым. Аппетит не приходил, но есть было надо. Юрий подошел к раздаче, где толпились пассажиры и летчики.

— Витя, — сказал он заслонившему амбразуру командиру «семьсот седьмого», — мне котлеты с картошкой.

Его услыхала орудовавшая поварешками плечистая деваха в несвежем переднике, с заспанным лицом.

— Что вы, товарищи, с картошкой, да с картошкой, — сердито сказала она, — у меня и так было всего десять порций, а я уже восемнадцатую продаю…

Утром Виноградов задержался на совещании у командира и обедать остался на Верхнем аэродроме.

Выходя из столовой, столкнулся с Александром Петровичем Шумиловым, командиром второй эскадрильи.

— Из отпуска? — спросил его Виноградов.

— Нет, Юра, летал в Москву на комиссию, — сказал Шумилов. — Таких стариканов, как я, только московские врачи выпускают в воздух.

— Будет вам, Александр Петрович, — сказал Виноградов. — Вас хоть на Венеру отправляй.

Шутилов улыбнулся.

— Разве что на Венеру… Ты вниз, Юра? Пойдем вместе.

Запахнув меховые куртки, они медленно шли вниз, где на льду Анадырского лимана временно расположились подразделения малой авиации. Ветер подталкивал летчиков в спины.

На половине дороги их внимание привлек желтый АН-2, он выкомаривал что-то в стороне от взлетной площадки. Вот снова с разворотом пошел вниз. У самого льда рванул в воздух, заложил резкий вираж и заходил для нового броска.

«Ну и черти», — подумал Юрий.

Он увидел фигуру скорчившегося у проруби летчика, который, не поднимая головы, сосредоточенно таскал из воды корюшку, всегда пахнущую зелеными огурцами. На пикирующий самолет рыбак обращал внимания не более, чем на несуществующих назойливых мух.

…У деревянного сарая, штаба эскадрильи, стоял экипаж зарулившего самолета.

— Я, понимаешь, чуть с него шапку не сбиваю, а он хоть бы хны. Ну и нервы! — слышался возбужденный голос Володи Кирсанова.

Второй пилот толкнул его в бок, Володя увидел подходившего Виноградова и обратился к нему.

— Юрий Иванович, разрешите…

Сегодня инструктор из Магадана принимал зачеты у командиров. А Коля Свитенко получил отгул. Ну и, конечно, с утра «отпал», как он выражался, к проруби подергать корюшку.

Инструктору хотелось прокрутить всех пилотов за один день, да возвратиться скорее домой. Потребовал он Колю к себе. Тогда Кирсанов, возвращаясь с основной полосы, решил вызвать пилота к инструктору таким оригинальным способом.

— И знаете, хоть бы пошевелился, — с жаром продолжал Володя. — Я и так, я…

— Подождите, вы знаете, как это называется?

Володя завял.

— Все ясно, Юрий Иванович. Хулиганство…

— Хорошо, что поняли сами. А объяснительную все-таки подайте.

В спину ударило брошенное кем-то:

— Сухарь…

Вера Якимичева, врач санитарной авиации, еще утром вспомнила, что надо зайти в отдел перевозок и узнать у Маши Козловой про новые выкройки, но собралась к ней только к обеду. В зале ожидания было пустынно. Три дня хорошей погоды позволили разгрузить аэропорт. Даже Океанск был открыт, а это что-нибудь да значило.

На полпути домой навстречу вывернул Николай Левченко.

— Далеко, Вера Васильевна? — вежливо сказал он.

Ей хотелось ответить резко и категорично.

Но это был Николай. Ему она не могла так ответить… Она вспомнила, как подошел он впервые и протянул конфету «Ну-ка, отними». Вера взяла. Они встретились во второй раз. И снова — такую же самую конфетку. Когда это случилось в третий, на языке вертелась насмешка, но она молча протянула руку. И Левченко ничего не говорил. И она ему тоже. А потом была Москва и случайная встреча в Сокольниках на катке…

— Далеко, Вера Васильевна? — сказал он.

— Домой, — сказала она.

— Пойдем вместе, — не то спрашивая, не то утверждая, сказал Николай.

Вера тихонько наклонила голову. Она согласна идти с ним вместе…

Они шли по белой дороге с рубчатыми следами гусеничных траков.

— Ты любишь море? — спросил Левченко.

— Я мало видела его. Была в отпуске, на Черном. И вот это, — она протянула руку в сторону Анадырского залива.