Мари Хермансон - Двойная жизнь

– Она никогда не заставала нас вместе с Кариной. Она – очень тактичный человек. Одни выходные я проводил на даче с Кариной, а в другие приезжал туда вместе с Хеленой. И моя жена ни разу не ступала туда ногой при малейшем подозрении, что там может оказаться Карина.

– Но что же тогда произошло?

– Муж Карины поставил ей ультиматум, – тихо ответил Бернхард. – Ультиматум был совершенно недвусмысленный. Ему предложили место в Австралии, в Сиднее, и он твердо решил туда переехать. Детей он также собирался забрать с собой. К тому времени он уже уладил все вопросы и со школой, и со всем остальным. У Карины был выбор: либо поехать вместе с семьей, либо остаться дома, но в таком случае она теряла с детьми всякую связь. Дети в этой игре были самым главным козырем. Карина, так же как и он, прекрасно знала, что дети, в случае выбора, выскажутся в пользу отца. И ей не хотелось отсуживать в судебном порядке у него право опеки над ними. Кроме того, она и сама желала покончить с нашими отношениями.

– Значит, она решила уехать. А что же потом? – спросила Ивонн.

Бернхард, склонившись вперед, обхватил ладонями лицо и открыл рот: его губы дрожали от волнения. Это был тот самый рот с толстыми полураскрытыми губами, который так раздражал и манил к себе Ивонн, который поначалу был ей совершенно безразличен, потом неприятен и, наконец, стал таким желанным. А теперь этот рот… заговорил. Его округлая мягкость форм больше не интересовала ее. Ей нужны были только слова. И когда Бернхард несколько замешкался, ее охватило беспокойство. Ивонн встала, взяла его рубашку и села возле него.

– Тебе холодно? – приветливо спросила она и, не услышав ответа, накинула ее мужчине на плечи, а потом спокойно продолжила: – Карина не уехала с мужем в Сидней. Что же случилось?

Бернхард изучающе смотрел на персидский ковер, словно в его замысловатом рисунке он смог бы отыскать ответ на ее вопрос.

– Мы договорились встретиться в последний раз в моем домике в Эсе. Но то, что там произошло, не поддается объяснению. После близости мы лежали крепко обнявшись и молчали. Потом оделись. Я думал о том, что все, что мы делали и делаем, – это все в последний раз. Когда она захотела уйти, я попросил ее не уходить так сразу. И она осталась еще ненадолго. Потом мы еще раз простились, но я снова убедил ее остаться. А потом она сказала, что ей действительно пора уходить. Я плакал, умоляя ее остаться еще ненадолго. Карина долго держала мою руку, до тех пор пока я не успокоился, а потом внезапно оставила меня и пошла, не сказав ни слова. Просто взяла и пошла. Она просто не могла иначе.

Несмотря на то что наше расставание затянулось, ее уход оказался для меня полной неожиданностью. Все произошло слишком рано и совершенно неестественно. Я закричал: «Не сейчас!» Но Карина даже не обернулась. Она невозмутимо направлялась к двери, словно и не слышала меня.

Бернхард замолчал и с удивлением посмотрел на свои дрожащие руки. Он поднял одну и медленно повернул ее, чтобы осмотреть со всех сторон, словно это был совершенно незнакомый ему предмет. Ивонн взяла его дрожащую руку в свои мягкие ладони.

– А что потом? – осторожно спросила она.

– Попробую припомнить, ведь я еще никому об этом не рассказывал. Я, в некотором роде, даже себе ни разу толком об этом не рассказывал. В памяти сохранились только отдельные, разрозненные образы.

– И что же ты собрался делать, когда Карина направилась к двери?

Бернхард высвободил руку и сел, сжавшись в комок под рубашкой, словно черепаха под своим панцирем.

– Я знал только одно – что она не должна переступить порог дома. Все, что угодно, только не это. Должно быть, я принес из кухни нож, но я этого не помню. Наверное, я что-то сказал, что заставило ее остановиться и подождать меня, в то время как я ходил за ножом. А потом меня охватило это чувство, когда я вышел из себя, причем в буквальном смысле этого слова. Я даже не осознавал, что держу в руке нож. А может, это было лишь непростительным оправданием. У меня возникло ощущение, будто нож стал продолжением моих чувств. Словно боль из моего сердца через руку напрямую передалась ему и словно через него, и никак иначе, я мог выразить свои эмоции. Ужасное смертоносное средство для выражения ужасного испепеляющего чувства.

Полагаю, я думал о том, чтобы сотворить и с собою то же самое. Мы оба должны были умереть. А может, это лишь непростительное оправдание. Единственное, что я действительно помню, так это мое твердое убеждение в том, что она не должна была переступить порог дома. (А случись нечто подобное, то никакая катастрофа в мире не показалась бы мне столь же ужасной, как эта…) Когда я понял, что натворил, позвонил Хелене…

– Разве не лучше было бы позвонить в скорую помощь или в полицию? – возразила Ивонн. – Ты был уверен в том, что Карина мертва?

– Не совсем. Но Хелена, как медсестра, могла бы определить это.

– Но ведь скорая помощь приехала бы значительно быстрее! Да были же и другие возможности.

– Но я был практически уверен в том, что она мертва. И… да я, собственно, не очень-то задумывался над этим. Как-то так случилось, что первой в моей пустой голове возникла мысль именно о Хелене. Я позвонил ей и рассказал о том, что натворил. Она сразу все поняла, она ведь все схватывает на лету. Она кратко объяснила мне, что нужно делать: «Оставайся на месте и ничего не предпринимай. Сядь на стул и дождись меня».

Я исполнил все в точности так, как она велела. Должно быть, она мчалась как одержимая, либо у меня напрочь отключилось восприятие времени, поскольку возникло ощущение, что она появилась сразу после того, как я обо всем ей рассказал. Сначала она осмотрела Карину и подтвердила, что та мертва. «Не переживай, я обо всем позабочусь сама».

И так оно все и было. Она помогла мне снять с себя окровавленную одежду и помыться. Это очень напомнило мне ситуацию, когда сразу после попытки самоубийства я оказался в больнице и ей пришлось обмывать меня. Тогда она заботливо помыла меня мочалкой. Господи, как же я тогда влюбился в нее. Это было сделано с такой любовью, что никогда прежде я не испытывал ничего подобного в своей жизни.

Бернхард выпрямился, и рубашка соскользнула с его спины, но он, казалось, даже не заметил этого. Его голос звучал мягко и загадочно, словно проистекал из загадочного и таинственного мира.

– Я протянул ей руки, поворачиваясь то туда, то сюда, а она мыла меня. Основательно, со всех сторон. Кровь проникла в самые необычные места, в уши, под мышки, словно я принял кровавый душ. При этом все это время она успокаивала меня и говорила, что позаботится обо всем. И я целиком и полностью доверился ей.

Хелена привезла с собой пакет с чистой одеждой для меня: выглаженную рубашку, пару приличных брюк, кальсоны и носки, даже новые туфли. Я был в таком ступоре, что ей пришлось помочь мне одеться.