Жан-Мишель Тибо - Жан–Мишель Тибо Избранница богов

— Нас ждет катастрофа, если мы не удержим солдат, — тяжело дыша, сказал Ричард, пришедший к тому же выводу, что и его начальник.

Горнист так и не объявился. Дым пожара мешал сориентироваться в ситуации. Некоторые офицеры, не подумав, бросились за нападавшими. Более трех четвертей батальона оказались зажатыми между склонами ущелья. Самые смелые пытались вскарабкаться наверх. Их встретили ружейным залпом.

— Создадим линию обороны в двухстах шагах от выхода из ущелья, там, где по обе стороны дороги высятся валуны, — приказал сэр Чарльз. — Верните людей назад ударами прикладов и сабель!

Он отдал подчиненным еще ряд распоряжений. На выходе из разоренного лагеря он и его спутники увидели горниста, лежавшего поверх другого убитого. В груди у него торчала стрела.

— Ему уже ничем не поможешь, — сказал Ричард, опустившись на колено перед телом.

Он поднял горн и встал, чтобы изо всех сил протрубить сбор.

Ну зачем только она зашла так далеко на северо–запад!

Три–Глаза сердилась сама на себя. «Я в Кашмире! В Кашмире!» — с досадой повторяла она.

Никогда не заходила она так далеко. С того самого дня, как она покинула Варанаси, в глубине ее души поселился страх, а это — не лучший товарищ в дальнем путешествии. Она брела по этой гористой местности, откуда недалеко было до заснеженных Гималаев, искренне жалея ее обитателей.

Когда она вошла в город Шринагар, у нее появилось ощущение, что легкие вот–вот разорвутся. Климат здесь был благоприятным, но дышалось тяжело, и все тело болело. Старые ноги продолжали служить ей только потому, что она пила усмиряющие боль целебные настои и жевала корешки, оказывавшие общеукрепляющее действие.

Она шла вот уже три дня. С повозкой она распрощалась у начала горной тропы. Не прояви она излишней осторожности, могла бы спокойно добраться на ней до Лахора. Вместо этого она последовала за толпой, состоявшей из животноводов, тибетских монахов, торговцев и арабов–паломников. Никто из них не согласился взять ее к себе в повозку, даже за деньги.

Демоново отродье! Она ненавидела тибетцев и арабов. Судьба явно насмехалась над ней: святой город Шринагар просто кишел буддистами и мусульманами! Они говорили на своих непонятных нечестивых языках и украдкой поглядывали на нее, считая вестницей несчастий. В городе индусов и сикхов тоже было немало. Шринагар находился под властью сикхов: махараджа из рода принцев Лахора по имени Гулаб Сингх недавно вступил во владение построенным еще при Моголах дворцом. Три–Глаза недолюбливала сикхов и с недоверием относилась к их религиозным воззрениям, особенно к идее вселенской любви, причем любви ко всем людям без исключения.

Три–Глаза поправила на плечах веревки своей котомки и, зло ударяя посохом о землю, потащилась к центру города, в котором было много каналов и мостов. В садах, окружающих дома, в изобилии росли деревья и цветы. Воды здесь было предостаточно. Она поступала из озера Дал, питая фонтаны, вокруг которых, как сороки, стрекотали женщины. Они поспешили уйти, когда Три–Глаза остановилась, чтобы напиться.

Индийский квартал располагался в окрестностях храмов Шанкарачарьи и Пандреты. Однако незадолго до того, как вступить на территорию, заселенную единоверцами, Три–Глаза пришлось пересечь арабскую часть города и пройти мимо величественного здания, возле которого было многолюдно. Она ощутила исходящую от храма силу, веру, которая его переполняла. «Мечеть Хазратбал», — мысленно произнесла она, испытывая смешанную со страхом ненависть.

Эту святыню весьма почитали. По легенде, она была построена для сохранения волоса Пророка. Если бы не крайняя усталость, Три–Глаза прошла бы к южным воротам и постаралась как можно дальше уйти от этого города и вообще из Кашмира. Она думала о поручении Ранги, о приговоренной к смерти Амии, которой звезды пророчили долгую жизнь. Последняя мысль заставила ее насторожиться: она прекрасно помнила день, когда сама предсказала, что девочке предстоит прожить миллионы гхати.

Ускоряя шаг, она шла вдоль широкого канала, по которому плыли груженные фруктами и овощами барки, потом обогнула деревянные дома в несколько этажей, старательно обходя расставленные на перекрестках статуи Будды, и, наконец, добралась до индийского квартала. Но радоваться было рано: здешние индусы говорили на кашмири и пенджаби — языках, которыми она редко пользовалась. Проклиная про себя трудности, которые приходилось преодолевать с момента, когда она только переступила границу этого края крестьян и горнорабочих, Три–Глаза стала расспрашивать местных жителей.

В городе имелось пять ашрамов, и она рассчитывала отдохнуть в одном из них. Торговец хлебом указал ей место, где предавался медитациям священнослужитель. Туда она и направилась. Представившись брахману вышивальщицей из Дели, которая идет к сестре на север, в Таксилу, она сообщила о своем намерении остановиться здесь на ночь. Не прикоснувшись к воде и горсти риса, по традиции предлагаемым путешественникам, она с выражением отвращения на лице высыпала на землю угощение — для мышей и тараканов, взяла циновку, легла, свернувшись калачиком, и тотчас же погрузилась в спасительный сон.

Пробуждение было мучительным. Три–Глаза показалось, что она не может распрямить руки и ноги. Что–то больно давило на живот. Пол под ней мерно раскачивался. Она вздохнула, из груди вырвался стон.

Ее грубо осадили на урду:

— Заткнись, ведьма!

На урду? Это было странно. Зачем кому–то говорить на урду в пакистанской глубинке?

Однако Три–Глаза ждали новые неприятные открытия. Осмотревшись, она невольно вскрикнула. Ее привязали к деревянной раме, а рама эта лежала на дне крытой повозки. Рядом сидел мужчина, не сводя с нее безжалостных угольно–черных глаз.

Прежде чем она успела с ним заговорить, незнакомец вставил ей в рот кляп. Через некоторое время, когда в повозку забралось несколько сикхов, Три–Глаза поняла, что ее похитили слуги жестокой регентши Джундан.

Мишель ликовал. Все вышло, как и было им задумано. Англичане сломя голову устремились в ловушку. Немало всадников противника рассеялось между валунами. Их подобный раскатам грома галоп долетел до ушей сикхов, которые, не в силах сдержать свой яростный напор, повыскакивали из укрытий и сцепились с врагом врукопашную.

— Слишком рано! — закричал Мишель.

— Нам не удастся остановить этих людей, придется последовать их примеру, — сказал Дуна.

Слова его не расходились с делом: он перепрыгнул через камень и побежал вниз по крутому склону.

Мишель оказался перед свершившимся фактом. Издалека донеслось чистое пение английского горна: противник собирал силы. Англичане намеревались занять выгодную позицию — за рассеянными по ущелью валунами и обломками